— Я вырос в нищете.
— Понимаю.
— Сомневаюсь, — усмехнулся он. — Дело не в том, что мы не могли позволить себе купить новую машину. Я хочу сказать, что мы едва ли не голодали. Большую часть времени у нас было отключено электричество. Горячая вода была непозволительной роскошью, а посмотреть хоть одним глазком на лимузин считалось лучшим развлечением.
Во взгляде Бранди читалось сочувствие.
— Поэтому вы не можете видеть, как сорят деньгами?
— Не могу видеть? Вы правы, просто не терплю. Думаю, я научился быть очень экономным. Пришлось, чтобы не слишком быстро проедать заработанное. Теперь, когда деньги перестали быть проблемой, бездумная трата их, даже если это делают другие… Короче, от этого у меня все сжимается внутри. Единственное, на что я не жалею денег, — это мой дом. Он как ничто другое дает мне ощущение надежного тыла.
Себастьян ждал, что скажет Бранди. Раньше он никогда не доверял женщинам сокровенные мысли. Признание в подобной слабости могло повредить его мужественному образу, который они в нем видели, и привести их к полному разочарованию.
Однако Бранди эта не оттолкнуло. Напротив, она взяла его руку и переплела его пальцы со своими. В этом вроде бы таком незначительном жесте было столько понимания, столько поддержки и явно выраженного желания выслушать его рассказ, правда которого ни в коей мере не умалит его достоинств и не разочарует ее, что он успокоился и поверил ей.
— Моя мать была необыкновенной женщиной. Она ужасно старалась, чтобы у нас все было хорошо. Однако, приходя домой, она была настолько обессилена сверхурочной работой, притом за ничтожную плату, что не могла даже думать о еде. Я делал все, чтобы она не голодала, и заставлял ее хоть немного поесть, но мне это не всегда удавалось. Иногда у нас в доме просто не было пищи.
— Расскажите мне о своем отце.
Лицо Себастьяна скривилось от отвращения, и Бранди крепко сжала его пальцы. У этой малышки, чуть ли не вдвое меньше его ростом, оказалась на удивление сильная рука, пожатие которой растопило его сердце.
— Отец был грубым мерзавцем и пьянчугой, пропивавшим с таким трудом заработанные матерью деньги. — Он улыбнулся, но в его улыбке не было тепла. — Такие, как он, постоянно околачиваются в женских приютах. Работать, чтобы как-то улучшить свою жизнь, он не желал. Да и не смог бы, даже если бы захотел, из-за того, что никогда не просыхал. Он считал себя несправедливо обделенным судьбой. И вместо того, чтобы как-то все наладить, он вымещал свою злость на матери.
— Он что, бил ее? — На лице Бранди отразился неподдельный ужас. Но Себастьян был слишком погружен в собственные воспоминания и лишь молча пожал плечами.