Атуа согласился и с этим, но сказал: «Если четыре стрелы одновременно поразят оленя, между стрелками неизбежна ссора. Я разделю сутки на четыре части и дам каждому племени его время: день, ночь, восход и закат…»
— «А если кто-нибудь попытается украсть время другого?»
— «Их тотчас же обличат в нечестности!» — усмехнулся Атуа.
— «Но как?»
— «Каждое племя получит свой цвет кожи — по времени суток: белый, черный, желтый и красный…»
Разошлись по всей земле четыре племени из Хаваики. Но и по сей день великий Атуа внимательно присматривается к далеким потомкам четырех древних племен. Присматривается и раздумывает, решает: чего же все-таки в людях больше — добра и правды или зла и лжи…
— Ты хорошо рассказываешь, — сказала Джун. — Я люблю легенды. И сказки. В них люди в конце концов всегда счастливы, почти всегда. В жизни почему-то не так…
— Наверно, потому что в жизни люди чего-то не умеют или не знают, — ответил Мервин. Он хотел было добавить, что, когда вырастет, обязательно найдет или, наконец, сам выкует ключи человеческого счастья и отдаст их Джун.
А она отдаст их всем. Так он думал. И даже мысленно представил себе эти ключи — сверкающие, радужные. Но высказать свои мысли вслух не решился.
Джун встала. Ширин и Гюйс послушно ждали, когда им пристегнут поводки. Ветер усиливался. Он растрепал волосы Джун, чуть не сорвал с ее шеи красный платок.
— Твой автобус идет! — крикнул Мервин. Они едва успели добежать до остановки, как начался дождь. Крупные частые капли забарабанили по дощатому навесу.
— В субботу приду! — крикнула Джун, вскакивал в переднюю дверь подошедшего автобуса. Ширин шмыгнула за хозяйкой. Сквозь частые струи дождя Мервин с трудом разглядел, как шофер раздраженно говорил о чем-то Джун.
«Ругает за Ширин, — с беспокойством подумал мальчик. — Ничего, в такой ливень не выгонит…»
По улице уже мчались потоки мутной воды. Сверкнула близкая молния, другая, третья. Автобус, помедлил, словно раздумывал, стоит ли продолжать путь. Наконец тихонько тронулся с места, стремительно убыстряя ход, пересек мост и вскоре исчез за выступом нависшей над дорогой скалы. Гюйс дрожал, тихонько повизгивая. Мервин запрятал его за пазуху. До дома было рукой подать. Мальчик легко бежал, перепрыгивал через ручьи и лужи.
Как-то сама собой возникла, запелась шотландская песня про дождь, про солнце и про доброго малого Вилли…
3
Дылда Рикард затянулся сигаретой и лихо выпустил дым через нос. В его губах сигарета казалась естественной: он был всего лишь на год старше Мервина, а выглядел как двадцатилетний.