Постепенно ощущение новизны воинской жизни притупилось. Мервин стал меньше уставать. Все чаще теперь возникала мысль: до чего же человек злобное животное, если всю энергию свою, весь свой ум направляет он на то, чтобы научиться как можно лучше и вернее умерщвлять себе подобных. Однако мысль эта отступала, тускнела, едва сталкивалась с ребяческим желанием повидать другие страны. Главное же, конечно, было другое: надо было как-то жить, а армия освобождала от всяких забот. А ко всему этому где-то там, за морями, маячили пачки зеленых бумажек. «Тысячи «квидов»! — говорил Дылда Рикард. — Только успевай мешки подставлять…»
В мешки «квидов» Мервин, разумеется, не верил, но ведь должен же он в конце-то концов заработать, столько, чтобы они с Джун зажили своей семьей! Если не убьют, конечно… «Не убьют! — ухмылялся Дылда, скаля свои прокуренные зубы. — Умного да хитрого нигде и никогда не убьют!..»
Все это время Джун и Мервин почти каждый день разговаривали друг с другом по телефону. Она звонила ему после одиннадцати вечера, устроившись на диване в темной гостиной. Говорила в самую трубку, тихо, чтобы никто из домашних не услышал. Первые недели две дежурный младший офицер вежливо пытался объяснить ей, что частные разговоры противоречат армейским правилам, что время уже позднее и все солдаты спят сном праведников. Назвавшись то теткой, то старшей сестрой, она придумывала какую-нибудь замысловатую семейную историю и неизменно добивалась своего. Потом к этим поздним ее звонкам вроде бы привыкли и больше не допытывались, кто звонит и зачем.
«Родной мой, — начинала она, едва услышав голос Мервина, — это опять я, Джун. Как ты прожил этот день — еще один день вдалеке от меня?» — «Родная моя, — отвечал Мервин сонным голосом, и Джун видела перед собой его улыбающееся лицо с закрытыми глазами, — я слышу тебя, значит, все хорошо…»
В полусне он подходил к телефону и в полусне возвращался к своей койке. По утрам он не мог вспомнить, о чем они говорили накануне. Да и не силился вспомнить. Эти ночные дальние переговоры — в полусне, полушепотом — стали неотъемлемой частью его бытия, сокровенно-радостной частью!..
И вот Джун приехала сама в Вайору за день до отправки батареи «к месту дальнейшего несения службы». Намеревался побывать в Веллингтоне с прощальным визитом и Мервин — краткий отпуск ему был положен. Но Джун убедила его, что будет лучше, если приедет она: в городе им помешают побыть вдвоем, сколько хочется. Мервин легко согласился с ее доводами. Он увидит ее — и это самое важное. А Джун боялась, что в городе он снова болезненно вспомнит свою недавнюю утрату, что его потянет на старую и уже, конечно, заселенную другими квартиру и, разумеется, на кладбище…