— Ты вольна в своих поступках. Я тебе не указ.
— Ну и прекрасно! — выпалила Белла. — Пожалуй, я и вправду развлекусь в свое удовольствие.
С этими словами она подобрала юбки и сердито зашагала прочь.
Такого я никак не мог допустить, ибо страшно переживал, когда Белла расстраивалась и злилась. Я окликнул девушку.
Она остановилась и повернулась ко мне. Щеки у нее пылали, и я видел, что она глубоко обижена.
Я вовсе не чудовище. Я мог убить незнакомого человека, но совершенно не мог видеть Беллу несчастной, хотя и обращался с ней хуже, чем она заслуживала. А потому я заключил ее в объятья — уже смеркалось, и мы находились одни на аллее, ведущей к выходу из парка, — и нежно поцеловал.
— Ах, Эдди, — проговорила она со слезами на глазах, — я тебе больше не нравлюсь?
— Что за вопрос? — воскликнул я. — Конечно нравишься. Сильнее… сильнее, чем могу выразить.
— Правда?
— Правда, — заверил я.
А потом сказал, что сам себя ненавижу за то, что обидел ее, и на самом деле, конечно же, буду скучать и считать часы до ее возвращения. Я говорил чистую правду, но в ответ раздался укоризненный смешок.
— Ну полно, полно, — промолвила Белла с напускной строгостью. — Не вдаряйтесь в поэзию, сэр. Будет вполне достаточно вспоминать меня по несколько раз на дню.
Мы еще раз поцеловались, но, когда Белла отстранилась от меня, вид у нее снова был серьезный.
— В чем дело, Белла? — спросил я. — Тебя что-то беспокоит?
— Да в общем нет, — после минутного колебания ответила она.
— Ты не…
— Нет-нет, вовсе нет! — Она пошарила в кармане. — Я получила вот это. Вчера утром, после твоего ухода. — Она вручила мне сложенный листок бумаги. — Ну ладно, мне пора. Китти ждет. Надеюсь, ты зайдешь, когда мы вернемся.
Я смотрел Белле вслед, пока она не скрылась за поворотом, и только потом развернул листок.
Это оказалась короткая записка, написанная аккуратным мелким почерком.
[19]
Записка была подписана «Veritas» и адресована просто «мисс Галлини» — без указания адреса, каковое обстоятельство наводило на мысль, что она была доставлена нарочным.
Ну и дела! Признаться, я на миг опешил. Я перечитал записку и, поскольку уже почти стемнело, решил вернуться прямиком на Темпл-стрит и хорошенько над всем поразмыслить.
Безусловно, нервы у меня пошаливали: когда я проходил мимо Диорамы на Парк-сквер, мне почудилось, будто кто-то легко похлопал меня по плечу. Но я никого не увидел, когда обернулся. На улице не было ни души, если не считать единственной кареты, медленно катившей к парку в густеющих сумерках. Нет, так не годится. Решительно стиснув трость, я зашагал дальше.