— В таком случае... — Преувеличенно вежливым жестом Винс пропустил Тори вперед и повел через светлый, со вкусом обставленный холл по винтовой лестнице на второй этаж.
— Это будет твоя комната. — Он распахнул перед ней дверь. Свет из окна падал на большую двуспальную кровать, застеленную бежевым покрывалом в мелкий цветочек.
Окно выходило во внутренний дворик. Ухоженные цветники были сейчас подернуты инеем. Похоже на пейзаж из художественного альбома: красивый, но как будто безжизненный.
— Ванная там? — спросила Тори, указывая на дверь в глубине комнаты.
— Не угадала, — отозвался Винс со странным торжеством в голосе. — Там моя комната. Для тебя это, наверное, не слишком удобно, но так мне будет сподручней присматривать за тобой.
— Вот значит, как ты развлекаешься?! — воскликнула она. — Подслушиваешь под дверью и подсматриваешь в замочную скважину, чем занимаются твои гости?
Винс усмехнулся.
— Но ведь мы пока еще не решили, гостья ты здесь или нет.
— Правда? — Его подозрительность уже начинала ей надоедать. Она не хотела заводить об этом разговор, но все-таки не смогла удержаться: — А мне показалось, что я совладелица дома. А значит, могу делать все, что хочу: уходить и приходить когда вздумается. Друзей приводить. И не спрашивать у тебя разрешения.
Она не собиралась никого сюда приводить. Честно сказать, ей и приводить-то было некого. Тори хорошо ладила с людьми, у нее было много знакомых, но не близких друзей. А что касается мужчин... Она еще не встречала такого, который сумел бы пробиться сквозь ее замкнутость. Лишь однажды... Но ей не хотелось даже думать об этом.
— Только попробуй кого-нибудь привести. Я вас обоих отсюда вышвырну! — рявкнул Винс, истолковав ее замечание именно так, как хотел его истолковать.
— Значит, действовать будешь методом кнута? Впрочем, это твоя обычная тактика. Твоя и Роджера. Он тоже применил грубую силу, когда ему вдруг приспичило отобрать у Джилл единственного дорогого ей человека — ее дочь.
Выражение лица Винса сделалось хищным и жестким.
— Джилл вообще никого не любила. Ей было плевать на всех, кроме своей драгоценной персоны. Так что, дитя мое, не пытайся меня разжалобить. И не смей больше так отзываться о моем дяде. В этом доме — не смей! А потом... — в его голосе опять зазвучали вкрадчивые нотки, — почему-то кажется, что мне не придется особенно напрягаться, чтобы убедить задиристую своенравную дочь Джилл остаться.
— Господи! Опять твое самомнение!
— Правда? Может, проверим...
— Не смей!
Она толком не поняла, как это произошло. Только машинально вскинула руки, чтобы его оттолкнуть, но Винс схватил ее за запястья, завел руки ей за спину и прижал к себе... Волна жаркой, едва ли не примитивной чувственности захлестнула Тори.