– По теме «Исследования монокристаллов», заведующий лабораторией Иса Гамбаров… – бубнил академик, и в это время…
Воспоминания обычно так и являются – яркая картинка, вздох… хорошее было время… юность… и продолжаешь слушать доклад.
Но вспомнил я в тот раз свою смерть.
Умирал я в больнице. Сначала мне показалось, что это больница Семашко, где я лежал на обследовании, но впечатление мимолетно промелькнуло – конечно, это была палата в «Адасе», иерусалимской клинике.
В тот день я даже смог сам сесть и позавтракать и подумал, что, может, если не пойду на поправку, то хотя бы получу отсрочку. Однако по взглядам врачей во время утреннего обхода я понял, что надежды напрасны. Это был такой шок… Я закрыл глаза и перестал слышать. Сначала исчезли звуки, и я увидел вместо обычных цветных пятен приближавшуюся белую точку. Мне стало хорошо – исчезла боль, к которой я не то чтобы привык, но считал ее такой же частью себя, как ногу или голову. Точка-звезда обратилась в кружок-планету, я разглядел выход из тоннеля, по которому летел, и все понял. «Сейчас, – вспомнил я свою мысль, вялую и спокойную, – появятся мои усопшие родственники». Но вместо них возникли, будто вырезанные в камне, слова: «Отключайте, мозг умер». Я хотел сказать, что еще не дошел до предела, но мысль рассыпалась на мелкие части, свет в конце тоннеля померк…
– Результаты работы лаборатории космической физики, – продолжал бубнить академик, – были в марте доложены на конференции в Москве и получили высокую оценку…
Я сцепил ладони и попытался разобраться в ощущениях.
Утром я сказал Лиле, что задержусь после работы, потому что хочу поболтать с Лёвой, а у него последняя пара заканчивается в пять пятнадцать, я как раз успею дойти от Академгородка до Политехнического института, где мой друг преподносил студентам азы марксистско-ленинской философии. Вовка поцеловал маму в щеку, а мне махнул рукой от двери и убежал в школу, так и не захватив пакет с бутербродом.
Перед семинаром мы обсудили с Яшаром, как лучше обработать рентгеновские данные с английского спутника «Андо» – по интенсивности без учета расстояний или по вероятной светимости, хотя ошибки в этом случае возрастут как квадраты неопределенностей в оценках.
И я опять вспомнил свою смерть. Войдя в то утро в палату, доктор Хасон положил мне на грудь ладонь и сказал уверенным голосом:
– Доброе утро, Михаэль. Сегодня сделаем томограмму.
Говорил он, конечно, на иврите.
– Мне лучше? – хотел спросить я. Или спросил? В памяти остался только ответ Хасона:
– Поспите, Михаэль. В одиннадцать вас заберут наверх.