– Папа с мамой, – сказала Ира, пока мы медленно поднимались на пятый этаж, – уехали три года назад к Светке в Казань. Муж Свету бросил, она одна там была с ребенком, а мы здесь жили вчетвером и не очень ладили.
Спасибо за информацию, хотел сказать я, но хватило ума промолчать. Если бы Ира без вопросов с моей стороны объяснила, кто я здесь – может, и не астрофизик вовсе, а биолог?
– Успокойся, – сказала Ира и прижалась к моей груди. Мы стояли, обнявшись, в небольшой комнате, где помещалась двуспальная кровать, тумбочка, небольшой трельяж, в зеркале которого я увидел свое отражение: испуганный взгляд, всклокоченные волосы.
– Успокойся, пожалуйста, – повторила она, подняв голову.
Мне показалось, что Ира хотела что-то сказать взглядом или пыталась о чем-то напомнить, а может, думала, что из мозга в мозг перетекут ее воспоминания, которые станут и моими. Тогда и мои собственные вздохнут и раскроются, наконец, чтобы я стал своим человеком в этом мире.
Ничего не менялось. Не чувствовал я в себе движения памяти, не помнил эту комнату, в которой мы с Ирой спали и где в тумбочке наверняка лежала моя электрическая бритва «Харьков», то и дело ломавшаяся; я давно хотел заменить ее на новую, но жалко было денег, которых всегда не хватало.
Я оторвался от ее губ, от ее рук, от ее недоуменного взгляда и, обогнув кровать, подошел к тумбочке. Там лежали женские мелочи: тюбики, щеточки, коробочки…
– Ты что-то ищешь? – спросила Ира и обняла меня сзади, прижавшись лбом к моей спине. – Если тебе нужна бритва, то ты кладешь ее на полочку в ванной.
Я никогда не держал бритву в ванной комнате, потому что обычно не смотрел во время бритья в зеркало. Я брился и читал книгу, одно не мешало другому. Здесь у меня другие привычки?
Я опустился на край кровати и принялся стягивать туфли – надо было еще в прихожей надеть тапочки, но мне было не до того.
Тапочки принесла Ира, заставила меня лечь, и я стал медленно погружаться в сон, чувствовал, как Ира снимала с меня рубашку, расстегивала брюки, будто я ввалился домой вдребезги пьяный и не способен был сам за собой поухаживать. Мне было приятно, когда пальцы Иры касались моей груди, рук, плеч.
Что-то было потом… я заснул.
* * *
Проснулся я отдохнувшим, с ясным сознанием, но с тем же ощущением собственной беспомощности. Ира гремела посудой на кухне, и я, надев висевшую на плечиках в платяном шкафу пижаму (моя, чья же еще?), пошел на звуки. Обернувшись, Ира все поняла сразу, и плечи ее опустились: видимо, тоже ждала, что я проснусь другим человеком. Здешним.