Пакистанец не спеша затянулся, выпустил дым, стряхнул пепел с сигареты.
— Я вижу. Я вижу.
Я решил попытаться взять инициативу в свои руки. В конце концов, это был наш агент, и в этом смысле мы были по одну сторону баррикады.
— Мне кажется, проще всего будет, если вы сообщите мне то, что вы знаете, дадите возможность связаться с российским посольством в Душанбе и отправите меня обратно в мечеть, пока не будет решено, как доставить меня на родину.
— Все не так просто! — возразил пакистанец.
Он продолжал говорить, но на меня напала новая серия оглушительных чихов.
— Простите! — сказал я, вытерев глаза и нос и думая, куда бы бросить свой «клинекс». — Простите, я вас не слышал.
Я слышал, но мне нужно было пресечь его попытки доминировать. Похоже, Хаким это понял, но он еще не насладился своей ролью.
— Я говорил вам, что, будучи гражданином страны, с которой Афганское государство не имеет дипломатических отношений и которая является союзником мятежников, сражающихся против Афганского государства, вы подлежите интернированию. Так что освободить вас не в моей власти.
Это был полный бред! Иностранный гражданин, нанятый на службу никем не признанным правительством, интернирует гражданина третьей страны, хотя уже и не великой державы, но все еще постоянного члена Совета Безопасности ООН, которая поддерживает признанную мировым сообществом Республику Афганистан.
— И кто сможет освободить российского тележурналиста, случайно оказавшегося в руках талибов? — я вспомнил его недавнюю просьбу. — Красный Крест? Вы-то же не откажетесь сообщить им обо мне?
— Разумеется, разумеется, — согласился Хаким. — Но, как вы понимаете, это дело не скорое.
Я понял, кого он мне напоминает. Это был пакистанский Иди Амин Дада. Ну, тот, бывший сержант британской армии, потом маршал и президент независимой Уганды, которого носили на носилках четверо белых англичан. Конечно, Иди Амин был большим толстым негром, а этот — сухим воробышком, но комплекс у них был один и тот же. Трехгрошовый Наполеончик, Юлий Цезарь из комиксов, Саддам Хусейн для бедных! Мир вокруг него существовал лишь для того, чтобы искупить и стереть все реальные и воображаемые унижения, которым он подвергался, и восхищенно аплодировать его нынешнему величию. Этого мегаломана пора было возвращать на землю.
— Давайте оставим в стороне официальную часть дела. Вы сами придумаете, как уладить все эти формальности, — небрежно сказал я. — Меня сейчас больше интересует наш генерал.
— А что ваш генерал?
— Вы обещали мне все о нем рассказать, когда вы окажетесь на свободе. Вы — на свободе. Итак?