Почему охранники и другие служащие тюрьмы выбирают для себя не закон воли, а закон зоны? Ну, вот вы бы согласились посвятить свою жизнь общению с человеческими отбросами? Провести ее в выгребной яме, куда сбрасывают и радиоактивные отходы? Ответ понятен! Почему кто-то это делает? Потому что у людей нет настоящего призвания, а тюрьма — один из законных способов зарабатывать себе на жизнь. Почему тогда эти люди переходят на сторону закона зоны? Там платят больше!
Именно поэтому, когда меня, якобы студента Гаванского университета, якобы осудили на пять лет за распространение антиправительственных листовок, в администрации тюрьмы Сантьяго о том, кто я такой на самом деле, не догадывался ни один человек. Чтобы я мог придерживаться своей легенды, реальных бывших студентов университета переселили в другой блок — задолго до моего появления, чтобы эти два события никак нельзя было связать! Но что я — никакой не осужденный и даже не кубинец, и что меня через три месяца из этой тюрьмы освободят вместе с другими, чтобы отправить в Штаты, знали только один-два человека в кубинском Министерстве внутренних дел. По сути дела, мне предстояло выжить или умереть! Так после спецназовской подготовки людей бросают поодиночке в пустыню или в болота. И кое-кто этого последнего испытания не выносит!
Вот так меня втолкнули в общую камеру блока «А» тюрьмы Сантьяго. Это было после ужина, и передо мной было самое ужасное — ночь. Я к тому времени был заключенным уже два неполных дня. Меня посадили в тюремный грузовик в Гаване накануне рано утром. Я заночевал в тюрьме города Камагуэй, но в одиночной камере. Потом конвой сменился — так запутывали следы, — и вот я был наконец в месте назначения.
Я уже знал, что первым поражает в тюрьме. Это — запах! Запах немытых тел, затхлых, никогда не проветриваемых камер, запах мерзкой еды, запах испражнений, спермы, человеческого страдания, впитывающегося в стены день за днем в течение десятилетий. В общей камере концентрация достигала максимума. То, что во дворе было туалетной водой, в коридорах — духами, в общей камере становилось парфюмерным спиртом.
Так вот, я окунулся в это облако эссенции тюремной жизни, и на меня уставилось десятка два взглядов. Сразу стало очень тихо. Я услышал звук задвигаемого засова за своей спиной и удаляющиеся шаги конвоиров. Камера была довольно чистой, больше похожей на дортуар казармы, только с унитазом справа от двери. На нем как раз сидел какой-то старикашка со спутанными волосами.
Из дальнего угла донесся голос. Даже не голос, а сип: