— Чой? — без тени неудовольствия, как всегда радушно спросил меня местный мулла, имени которого я так и не узнал.
— Нет, спасибо, — ответил я, прижав руку к груди, и обратился к Мухаммаду Джуме. — Святой отец, вы будете смеяться, но я возвращаюсь в тюрьму!
Я не стал опутывать милейшего имама паутиной своей лжи. Я хочу сказать, что моя ложь была предельно проста и понятна. Я сказал, что в тюрьме остался мой паспорт (на самом деле он лежал в бумажнике) и что я никак не могу похоронить там свою единственную надежду на официальное вызволение. Представьте, что начальника тюрьмы куда-то переведут или, не дай Аллах, убьют? Я тогда концов своего паспорта не сыщу!
— Я пойду с вами! — отважно заявил имам, обнажив кроличьи зубы.
Он уже искал глазами свой чапан. Но свидетели мне как раз были не нужны!
— Нет, святой отец! Я не могу постоянно перекладывать на вас свои проблемы, — запротестовал я. — Я взрослый человек и такие простые вещи способен уладить сам. Начальник тюрьмы говорит по-английски, мы прекрасно сможем объясниться. Я уверен, он просто забыл отдать мне мой паспорт!
— Но как вы доберетесь до тюрьмы? На улицах небезопасно!
— Но ведь комендантский час не объявляли?
— Насколько я знаю, нет! Об этом бы говорили! — Имаму пришла в голову новая причина: ему очень не хотелось выпускать меня в мир, полный опасностей. — Но вы ведь под домашним арестом!
— Так я же пойду в тюрьму! Кто может возразить, если я делаю свою меру пресечения строже? А по дороге обратно я скажу, что я возвращаюсь под домашний арест, что тоже будет истинной правдой. Как, кстати, на дари «тюрьма»?
— Зендан. Но это на дари, я не говорю на пушту.
— Ничего, сообразят! Это все, что мне надо! С этим паролем я дойду до Кабула!
Правы оказались мы оба. Действительно, не успел я пройти и километра, как меня остановил патруль талибов. С помощью ключевого слова «зендан» я без труда объяснил цель своего движения. Талибы — старшему не было тридцати — долго хихикали и упражнялись в остротах на мой счет, смысл которых, естественно, остался для меня тайной. Большинство было за то, чтобы отвести меня в штаб. Но это было не по пути — а тюрьма была по пути. Так что мы немного прогулялись вместе.
Я не сказал, что все это время и справа, и слева постреливали? Я просто перестал это отмечать. Стреляли все время!
Сознательные талибы отказались оставить меня во дворе тюрьмы, даже когда убедились, что охранники меня знают и приняли, как принимают пост. Гулко топая по бетонным ступеньками, мы всей компанией поднялись к кабинету Хакима. Как ни любил пакистанец демонстрировать поэтическую отстраненность своей натуры и отсутствие нормальных человеческих реакций, увидев меня, он даже дернулся от изумления.