— Вы же должны сидеть под домашним арестом?
— А что, здесь менее надежное место?
Хаким своего добился — я стал подавать ему реплики. Пакистанец капризным жестом отправил любопытную толпу прочь и предложил мне сесть.
— Я сказал имаму, что забыл здесь свой паспорт, — начал я, чтобы покончить с несущественным. — Спасибо, что вы мне его только что вернули.
Лицо Хакима расправилось — он уже собирался было протестовать. Теперь сообразил.
— Так в чем дело?
Я рассказал ему про странную встречу с русским офицером. Хаким казался искренне заинтригованным. Он даже стал прохаживаться по кабинету, поигрывая стеком. Одно ясно — голову он мне тогда не морочил. Они с Таировым — если это был Таиров — в Талукане не пересеклись.
— Вы все же склонны полагать, что это он или не он? Я объяснил ему про старую фотографию, бороду, мимолетность взгляда.
— Интересно! Интересно! — повторял пакистанец, не переставая мерять шагами комнату. — Разумеется, этот вопрос надо прояснить.
Однако действовать необдуманно Хаким не спешил — и я его за это не осуждал.
— Я подумаю, как лучше всего навести справки. Если получится, сегодня, нет — завтра. Вы предпочитаете ждать результата здесь или все же пойдете домой?
Это он так пошутил.
— Раз это может затянуться, пойду домой! — сказал я. — Вы же придумаете, зачем я могу вам срочно понадобиться?
— Я поеду в штаб прямо сейчас! — решил пакистанец. — И вас заодно довезут до мечети.
Затягивать время общения с Хакимом мне не хотелось. Вы можете очень любить змей, но вы ведь испытаете облегчение, когда закроете за коброй крышку террариума!
— Я дойду!
— Вы хотите, чтобы вас снова задержал патруль? Он может отвести вас в место, где вас не будет ждать друг!
Теперь мы уже стали друзьями! Посмотрим, как будет дальше.
Хаким открыл дверцу шкафа. Я ожидал, что он вытащит оттуда чапан, ну, может, особого, пакистанского, покроя. Но нет — у него была шинель, а на голову — фуражка. Потом он натянул на руки перчатки из тонкой черной кожи. Тут он вышел из-за стола, и я увидел, что на ногах у него — галифе и высокие ботинки на шнуровке. И когда — последний штрих — пакистанец взял в руку стек, он, если не смотреть на лицо, ничем не отличался от офицера британской колониальной армии. Мне не случайно пришел в голову Иди Амин Дада и его четверо белых носильщиков.
Джип высадил пакистанца у базы Масуда и довез меня до мечети. Добрейший Мухаммад Джума встретил меня с видимым облегчением и еще более очевидным желанием продолжить наши душеспасительные беседы за пиалой-другой зеленого чая. Но я уже едва стоял на ногах. Таблетки, текила, постель!