Афганская бессонница (Еремеев-Высочин) - страница 32

Я прислушался. Мои оба бойца спали: Илья по-прежнему с клокочущим присвистом, Димыч — ровным шелестящим звуком. Йоги — я когда-то этим интересовался немного — сравнивают такой звук с пролетающим рядом шмелем. Я закутался поплотнее в одеяло. Что, все афганцы ворочаются сейчас на подстилках, стараясь заснуть в своих морозильных камерах? Или они спят в своих шерстяных балахонах-чапанах с пакулями на голове?

Я усмехнулся. «Духи»! Наш вертолет коснулся колесами земли — по своей воле, а не так, как это чуть не случилось минут за двадцать до того! Еще вращались винты, и в поток воздуха влетела стайка кричащих и смеющихся ребятишек, наслаждающихся тем, как потоки воздуха треплют их волосы и одежду. И потом со всех сторон появились «духи». Так наши солдаты прозвали своих противников, которых в течение почти всей войны официально звали «душманы», то есть враги. С первого контакта с ними я понял, насколько это прозвище было точным. «Духи» появлялись ниоткуда, из воздуха, эти худые бесплотные тени в одинаковых коричневых и черных чапанах и пакулях, бородатые, многие с «Калашниковым» на плече. Они хватали вещи, которые выгружались из вертолета, и тут же исчезали в никуда. С ужасом мы обнаружили, что точно таким же образом стала выгружаться и пропадать наша аппаратура.

Илья — мы уже стояли на земле — подбежал к Фаруку, единственному человеку, которого мы здесь знали. Объясниться он пытался по-русски, руками дублируя смысл происходящего. Я впервые слышал от него столь длинную речь.

— Е-мое! Кто это такие налетели? Фарук, слышишь, куда они наши вещи-то расхватали?

Фарука его судорожная пантомима искренне забавляла, и отвечать он не спешил.

— Успокой его! — сказал он мне по-английски. Напомню, русского Фарук официально не понимал, но при мимике Ильи этого и не требовалось. — Это наши люди. Они отвезут вас в гостевой дом, где вы будете жить.

— Ничего не пропадет? Ты уверен?

— Ничего не пропадет, — заверил Фарук — Вы гости Масуда, и все это знают.

Он подвел нас к забрызганной грязью «Тойоте», стоящей у края поля. В ней был обычный, на пять человек, салон, а сзади — небольшой кузов. В Штатах такие пикапы — любимая машина жителей сельской местности. В кузове уже сидело трое «духов» — как раз на нашей аппаратуре, наполовину скрытой под длинными полами их чапанов.

Илья, не церемонясь, стал передвигать их ноги и пересчитывать места: камера, штатив, тубус со светом, сумка с аккумуляторами и зарядником, сумка с кассетами и всякими мелочами. Наш капитал был на месте. Мы побросали в кузов свои вещи — мой чемоданчик на колесиках, маленький, с такими пускают в салон самолета, и две дорожные сумки ребят — и сели в салон.