— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Отвечает миролюбиво, и реки её морщин оборачиваются морской гладью. Выхожу довольный, с цветком в руке. Маргаритка — чудесная. Простая, какой и должна быть маргаритка. Можно подумать, кто-то когда-то посадил семечко специально для того, чтобы этот цветок оказался теперь у меня в руке. Тот садовник ничего не знал, но сделал это для меня. Его труд приобрёл смысл именно сейчас. По больничному коридору, в белой вечерней тишине, несу эту маргаритку Беатриче, в палату «234» в отделении онкологии. Вхожу и угадываю в полумраке силуэты Беатриче и её морщинистой соседки. Они уже спят. И так похожи в полутьме! Обе измучены своими болезнями. Лежат рядом и в то же время такие разные. Ну, справедливо ли, чтобы молодая девушка так быстро старела? Беатриче спит. Различаю её профиль, который кажется мне самым прекрасным из всех, какие только видел, и коричневое больничное одеяло. Подхожу и оставляю мою маргаритку рядом с Беатриче на тумбочке. Совсем тихо, не стесняясь, не краснея, напеваю:
— Сладких снов, сладких снов, дорогая! Средь звёзд небесных и на земле! Лишь о тебе, цветок прекрасный, я мечтаю, лишь о тебе. Ты здесь, дорогая, ты рядом, но всё равно так далеко, далеко…
И неслышно удаляюсь. Я сделал то, что должен был сделать, — спел свою первую серенаду. В пижаме, но спел.
Ложусь в постель и не могу уснуть. Представляю Беатриче, и словно тяжесть на сердце ложится. Совсем не такое ощущение, как при виде какой-нибудь потрясающей красавицы. Бывают такие красивые девушки, что дух захватывает. А Беатриче словно тяжесть какую-то опустила мне на сердце, и нужно нести её, это приятная тяжесть… должно быть, таково свойство настоящей любви. Не просто любви, когда голова идёт кругом, а любви, которая пригвождает тебя к земле, как сила тяжести.
Я так и уснул, не погасив света, глядя на картину, которую подарила Сильвия. Представлял себе, будто стою у руля этой лодки, и рядом со мной Беатриче, и мы плывём на остров, где осуществятся все наши мечты. И маргаритка в её огненно-рыжих волосах, сверкающих на солнце…
Как сказали бы комики Альдо, Джованни и Джакомо, спроси меня, счастлив ли я. Да, по крайней мере в мечтах.
Наконец возвращаюсь домой. Завтра Рождество, и меня выписывают. Знаешь, какая это радость… Только рука всё ещё остаётся в гипсе: целый центнер гипса! Но сначала я должен оставить письмо Беатриче, и потом, когда она тоже выйдет из больницы, мы встретимся. Все будет замечательно, и станем жить счастливые и довольные.
Жду ночи, в это время в больнице повсюду слышен только храп, доносящейся из палат, словно кабанье хрюканье. Запахи болезней во сне слабее, как и боль. Я вложил своё письмо в новый конверт, который попросил купить Сильвию. Заклеил. Неслышно, крадучись, направляюсь в отделение Беатриче. С каждым шагом на душе всё легче, а сердце словно превращается в дом, который Беатриче уже начала обставлять, по своему желанию перемещая в нём вещи, чувства, мечты, планы. Повторяю про себя письмо, которое помню наизусть, как будто каждое слово в нём отделилось от бумаги и живёт собственной жизнью.