— А если не умею?
— Постарайся понять правду, тогда сумеешь.
— А что такое правда в любви?
Мама молчит. Я знал, что нет ответа, нет никаких инструкций.
— Нужно искать её в своём сердце. Самые важные истины скрыты, но это не означает, что их нет. Просто их труднее найти.
— Мама, а ты что нашла, когда тебе было столько же лет, как мне?
— Что любовь ни в чём не нуждается, любовь хочет только любить.
Сказать на это нечего. Принимаюсь за еду, а мама молча моет посуду.
Мобильник лежит на столе, рядом с моим стаканом. Беру телефон и отправляю сообщение Сильвии:
«Завтра, то есть сегодня, в пять у скамейки. Хочу поговорить с тобой! Вопрос жизни или смерти».
Прихожу за полчаса до встречи, чтобы повторить речь, которую задумал произнести. Подходит бомж, просит милостыню, ну и я, готовый весь мир обнять на радостях, что сейчас признаюсь Сильвии в любви, даю ему евро, даже два.
Он говорит:
— Да благословит тебя Господь.
Увидев её издали, понял, каким же слепцом оставался всё это время. Она говорит, что это удивительное место и что у каждого должно быть такое, где можно предаваться мечтам и открывать свои секреты. Церемонно, словно королеву, усаживаю её на скамейку, и, пока судорожно сжимаю пальцы, подыскивая нужные слова, Сильвия строго говорит:
— Сначала я хочу сказать тебе кое-что, Лео.
Горячо надеюсь, что услышу такое же признание, как моё, — тогда всё пройдёт быстро, и мы обнимемся.
— Не хочу больше хранить этот секрет, из-за которого у меня разрывается сердце.
Вот это да! Опережая меня, Сильвия опять устраняет затруднение:
— Беатриче никогда не отвечала на твои сообщения, потому что я дала тебе не её номер.
Смотрю на Сильвию, как марсианин, только что прилетевший с Красной планеты и никогда не видевший человека. Внезапно красота Сильвии куда-то пропадает, лицо искажается — какая-то пустая маска из папье-маше, а не лицо.
— Знаю, Лео… мне очень жаль. Я виновата.
Не понимаю.
— Когда ты попросил меня узнать её номер, я только притворилась, будто сделала это.
Вспоминаю, когда Беатриче диктовала мне свой номер, я заметил, он отличается от того, что имелся у меня. Слова любви, которые я приготовил — «Я люблю тебя», — исчезли, как надпись на песке, смытая прибоем. Невольно ледяным тоном произношу:
— Зачем ты это сделала?
Сильвия молчит.
— Зачем ты это сделала, Сильвия?
Сильвия отвечает, обливаясь слезами:
— Я ревновала. Хотела, чтобы ты мне присылал эти эсэмэски. Но у меня не хватало смелости сказать тебе об этом. Я несколько месяцев берегла твоё письмо к Беатриче, представляя, будто оно написано мне. Я боялась потерять тебя. Прости меня.