— Мадам Фожер неважно себя чувствует, — сказал Лепра.
— Ясно, — сказал журналист. — Извините.
— Я очень сожалею, — прошептала Ева. — Спасибо, старина Вирье. Вы правы, я спела бы так, как вы говорите, именно так!
Она протянула ему руку. Вирье расцвел.
— Можно, я опровергну слухи в своей статье? Скажу, что ты скоро вернешься?
— Лучше не надо.
— А ее я могу разнести?
— Да бросьте, Вирье, не будьте злюкой.
Вирье проводил их до выхода.
— Не дрейфь, котик, — крикнул он на прощание. — Мы тебя ждем.
— Я больше не могу, — сказала Ева, — пошли домой.
Они медленно спустились по улице Марсо.
— Вот кретин! — проворчал Лепра.
— Скоро мы уже никуда не сможем выйти, — сказала Ева. — Не знаю, какое действие оказывает на тебя эта песня, но я… Вот не думала… Если бы не ты, я бы умотала куда глаза глядят… Вернулась бы в Испанию… или на Канарские острова.
Лепра молчал. Если она ухватится за эту идею, все пропало. С нее станется, она уедет, будет скитаться из отеля в отель, вечером от скуки согласится поужинать с первым встречным, чтобы доказать себе, что она свободна, еще способна на…
— Ева, умоляю тебя, будь осторожнее. Если ты уедешь, он победит… Ты сама только что сказала, что ничего не изменилось.
Ничего не изменилось! Он прекрасно сознавал, что изменилось решительно все. Даже молчание Евы стало иным. В любви она искала экстаза, когда слова меняют значение, лица выглядят странно, а жизнь похожа на рождественское утро. А любовь повседневную надо нести как тяжкое бремя, на эту любовь ей не хватит сил.
— Я не хочу оставлять тебя одну, — сказал Лепра. — Приготовлю тебе кофе наверху. У меня масса скрытых талантов.
Его смех прозвучал неестественно. Они вошли в подъезд. Консьержка бросилась за ними.
— Вот письма, мадам Фожер, и еще бандероль.
— Дайте мне, — сказал Лепра.
Он побледнел и нервно захлопнул дверцу лифта. Ева тоже узнала пакет.
— Ты думаешь, это…
— Боюсь, что да, — ответил он. — Та же бумага. Тот же почерк… и тот же штамп… авеню Ваграм…
Он прощупал контуры картонной коробки. Лифт тихо скользил вверх, и мигающие лампочки на лестничных клетках мгновенным отблеском освещали искаженное лицо Евы и ее глаза, полные ужаса.
— Нет-нет, — сказал Лепра. — Не надо пугаться. Все шито белыми нитками. Это просто запись Флоранс. Нас хотят довести, вот и все.
— Так это она?
— Не знаю… пока не знаю. Скоро увидим.
Ева уже доставала ключи. Они быстро вошли в квартиру, и Ева заперла дверь.
— Иди вперед, — сказала она, — меня уже не держат ноги.
Она медленно последовала за ним, опираясь на мебель. Лепра взял нож для бумаги, разорвал обертку, открыл картонную крышку. Вынул пластинку.