— Какой уж тут ульпан! — восклицает Миша Шнеерсон. — Я на второй месяц начал искать работу. Поехал на завод переработки пластмасс к Друянову — это известный промышленник. Он говорит: «У вас затруднений с работой не будет. Идите, доучивайтесь...» А через две недели прислал письмо: «Если хотите продолжить переговоры, приезжайте». Что за вопрос: если хотите? Вот так я и начал свою первую работу. По условиям она существенно отличалась от прежней: в Киеве работал на заводе, где было 1200 человек, а здесь — 50; в моем механическом цеху всего пять рабочих, я — инженер-шестой. Но работа была интересная. При небольшом штате завод выпускал продукцию самую разнообразную — от бытовых изделий до деталей к сложнейшим механизмам. Поэтому требования к технологии повышенные. Мне удалось сконструировать два полуавтомата. Работа увлекательная — конструкторскую задачу решаешь при большем выборе готовых деталей и узлов и притом отличного качества. Но все же через год я почувствовал: развернуться по-настоящему негде, особых инженерных перспектив нет. Хотя на моем материальном положении это не сказывалось. Даргу[10] мне все время повышали и собирались повысить еще. Но мне хотелось работать в полную силу.
Валентину Гехтман ждали те же разочарования и те же соблазны:
— Сначала было очень трудно. Чиновник в ульпане вообще не понял, какая у меня специальность. Посылал меня туда, где требовались экономисты и бухгалтеры. Чуть было не устроилась на Эл-Ал, но Сохнут не утвердил стипендию. Взяли меня в университет Бар-Илан, на кафедру экономики, старшим преподавателем. На стипендию Сохнута, как всех, на два года. Там я увидела, что наукой никто не занимается. Спрашиваю тему, а мне говорят: «Учи иврит, будешь читать лекции...» Днем я учила иврит, а ночью ревела в подушку... Я не согласна была менять специальность. Нет, ни за что!.. Ну, и стала искать дальше...
КРУТОЙ ПОВОРОТ
— Я стал осматриваться. Начал искать российские поселенческие группы. И опять увидел, что ничего подходящего для меня нет. Это меня поразило, — ведь массовая российская алия существует уже добрых пять лет!.. Мы — люди советские, закомплексованные. Опыта совместной жизни у нас всего только, что из коммунальных квартир; весь опыт коллективной работы — из советских учреждений.(Давид Черноглаз)
— Меня пригласили на «Кока-Колу». Тоже начальником механического цеха. Но суть обязанностей была другой. Мне сказали: присмотрись к технологии, найди, что можно улучшить, даем тебе полный карт-бланш... В общем, это было то, что я искал. Я даже думать не стал. И до сих пор не жалею. Здесь мне нравится, здесь можно работать. Ну, вот, к примеру, мы сделали такую вещь, — у нас был большой процент брака по бутылкам. Бутылки на конвейере то и дело лопались, а это значит, что нужно каждый раз останавливать конвейер, убирать осколки, промыть место, это большая канитель, требуется уйма времени. Поставляла бутылки «Фениция», фирма эта в Израиле монополист, и в снижении брака, она, понятно, была не очень заинтересована. Выхода нет, нам пришлось взяться за это дело самим. Пробовали так и сяк, искали. В конце концов нашли. Система получилась такая удачная, что я сам не верил! Приезжали американцы, посмотрели, говорят: «Она у вас не будет работать». Я включил конвейер, линия пошла. Они увидели: автомат сам все проверяет, подчищает в считанные секунды — у них челюсть отвисла... Потом мы передали эту систему на ту же «Феницию» безвозмездно. Нам выгодно, чтобы у них было меньше брака, а им, конечно, тоже нет смысла отказываться от готовой технологии... С пробками была такая же история. Разработали систему контроля для поставщика. Удалось сделать еще кое-что. Сейчас завершается оформление двух патентов, а наши усовершенствования внедряются на американских и всех других филиалах «Кока-Колы». В общем-то, все это, конечно, моя инициатива. Это не входило в мои прямые обязанности. Думаю, на что-то подобное они и рассчитывали, когда меня приглашали. А я, собственно, только за этим к ним и шел. (Миша Шнеерсон)