- Это все твое воображение. Он покачал головой.
- Нет. Чаще всего ты - сама сдержанность, ничего на поверхности. Потом вдруг сбрасываешь латы и превращаешься в пламя.
Алексис отступила еще на шаг, изумленная. Откашлялась и сказала неестественно громко:
- Это же смешно.
Блеснув глазами, он переспросил:
- Правда?
- Да, - горячо заверила она. - Более того, это похоже на сцену из плохого фильма. Никогда в жизни не слышала такой чепухи. Ты ничего не понимаешь в классической музыке. Ее нельзя судить по стандартам рока или джаза. Она не спонтанна, не эмоциональна. Она… она строится. Это как архитектура. Я не пишу ее. Я просто исполняю.
Майкл сказал:
- Туфта! - Что?
Он услужливо повторил:
- Ты хочешь сказать, что от тебя не зависит, как играть?
- Ну, в некотором смысле… Он пренебрег ее бормотанием.
- Я сейчас слышал тебя. А не какой-то автопилот.
- Я допускала больше ошибок, чем сделала бы машина, - согласилась Алексис. - Но из этого не следует, что эмоции, которые ты услышал… которые тебе померещились, - поправилась она, - были моими.
Она вперила в него горящий взгляд. На одну убийственную секунду их взгляды встретились. Майкл устало вздохнул и запустил пятерню в свои кудри.
- Ты, - сказал он наконец, - ни черта не понимаешь в эмоциях. Но играешь ты как ангел. Ладно, пошли обедать, пока я не забыл о своих благих намерениях.
За едой у него было какое-то странное, тяжелое настроение. Чувствуя с трудом подавляемое им недовольство, Алексис нервничала.
Естественно, к ней вернулась обычная неуклюжесть. Смущаясь все больше, она разбила тарелку, уронила два набора ножей и опрокинула большое деревянное блюдо с мандаринами. Вся пунцовая, нагнулась, чтобы собрать фрукты.
- Оставь, - сказал Майкл и, присмотревшись, спросил: - Рука болит?
Алексис выпрямилась, удивленная. О руке-то она совсем забыла. Она опустила глаза.
- Немного.
- Оставь этот трагический вид. Большое дело тарелка, - сухо заметил он. Опершись на локоть, он посмотрел на нее через стол. - Ты поэтому такая напряженная?
- Я вовсе не напряженная, - пробормотала Алексис и принялась нервно вертеть плетеную салфетку. Так можно было не встречаться с пытливыми карими глазами. Салфетка начала расплетаться.
- Тогда почему ты терзаешь столовую утварь? - резонно поинтересовался он.
Она опустила глаза и вскрикнула. Майкл взял бокал, который она уже отставила, налил вина и толкнул через стол.
- Ты очень напряженная, - твердо сказал он. - Нужно выпить. Давай, - настаивал Майкл, - это вино, а не отрава. На сей раз я тебе не позволю напиться. Мое сердце, - добавил он вполголоса, - больше такого не выдержит.