— Исключено. — К тому же он, Йен Кроссмен, попросил коллегу из Рима, профессора Бомпиани, который сейчас тоже работает на Липари, произвести обмеры «археологической находки». Сам он не мог заставить себя сделать это.
— Бедный мой Йен!
— У отца были довольно длинные руки. Я их... э-э... унаследовал он него. Ростом он был пять футов одиннадцать дюймов. Все совпадает.
— Бедный, бедный, бедный мой Йен!
— Как ваше имя? - неожиданный вопрос.
— Лулубэ.
— Почти «lullaby»[21]. Хочешь помочь мне, Лалэ-бай?
Англичане никому не говорят «ты», кроме Господа Бога. В английской речи переход к интимному «ты» проявляется только интонацией, и она почувствовала в голосе Кроссмена этот новый оттенок.
— Конечно, хочу. Если сумею.
— Сумеешь. — Он поднял на нее глаза, пристально глядевшие из глубоких глазниц, уголки плотно сжатых губ слегка подрагивали, и Лулубэ представилось, что перед ней маленький мальчик, которому гордость не позволяет расплакаться от боли или обиды. Внезапно она заметила, что он глядит на нее так, словно впервые увидел ее: и развевающийся флаг волос, и свободно подпоясанное платье, и шлепанцы на босу ногу. — Именно сегодня, в этот странный, нет — страшный день, — он говорил каким-то новым, не знакомым ей голосом, — ты похожа на какую-нибудь местную девушку. Нет, скорее, ты похожа на красавицу с Эолийских островов. Такая юная и совсем без косметики. Сколько тебе лет, Лалэбай? Двадцать пять?
— Немного больше.
— Мне тридцать пять. Извини за вопрос, тебе было бы неприятно, если бы посторонний человек, вроде меня, тебя поцеловал?
Мяукающий смешок не получился. Под впечатлением всего, что она от него услышала, она не посмела засмеяться. Желание рассмеяться было вызвано чисто английской церемонностью вопроса. Но на том церемонии и кончились.
Он подхватил ее на руки, и она поняла, что Кроссмен — сильный мужчина, а когда он поцеловал ее, она поняла, что он — Дикий Охотник, тот самый Дикий Охотник, и ее губы раскрылись в беззвучном замершем восхищенном смехе, обнажив крепкие ровные зубы. А он целовал ее и нес среди смоковниц, опунций и каменных обломков, на которых здесь и там лежали маленькие мертвые или похожие на мертвых ящерицы, не то и вправду умершие, не то оцепеневшие от жары, нес по широким ступеням, по камням, стертым еще сотни лет назад, нес вниз почти до самой площади Сан-Бартоло. Он снял с нее шлепанцы, чтобы она их не потеряла, и сунул за пояс комбинезона, словно ручные гранаты. Он бежал совсем легко и чуть враскачку, как моряк на суше, иногда перепрыгивая с камня на камень, бежал вниз к морю, но не в Марина Лунга, а мимо крепости, к Марина Корта, и все время, словно обезумев, он жадно целовал ее, свою ношу, даже не опуская на землю.