Розали завизжала от ужаса. По правде говоря, я тоже взвизгнул, вторя ей. Но успел, однако, вскочить на ноги, оттолкнувшись от пола своей здоровой ступней. А после набросил на голову Граниту простыню, которую до этого момента продолжал машинально комкать в руках. Сэр рыцарь как раз пытался высвободить свой меч, намертво застрявший в полу. Слышали бы вы, какой дикий вой он издал, когда простыня опустилась ему на голову и до половины скрыла его могучее туловище. Старина Гранит так взъярился, что снова утратил способность к членораздельной речи и лишь испускал жуткие вопли, рев и рычание.
Прикинув, где именно под простыней должна была находиться его голова, я размахнулся и что было сил треснул по ней кулаком. Я уже говорил, что руки и плечи у меня развиты будь здоров — чтобы компенсировать неполноценность правой ноги. Похоже было, что угодил я ему точнехонько в висок. У сэра рыцаря, поди, здорово зазвенело в ушах. Но и только: к этому моменту он ловчей ухватился за рукоять меча, одним движением вытащил лезвие из пола, потом резко выпрямился и в считанные секунды рассек простыню на несколько лоскутов, которые плавно опустились к его ногам.
Розали, давясь слезами, выкрикивала его имя. Это она зря делала, ей следовало, наоборот, затаиться как мышке и ничем не напоминать супругу о своем существовании. Уверен, не будь он так занят мной, обезглавил бы ее тут же, без малейших колебаний. Но, к счастью для бедняжки Розали, ее благоверный был, как я уже упоминал, человеком упрямым и целеустремленным. А в тот злосчастный вечер целью его являлся прежде всего ваш покорный слуга. И ни на что иное сэр рыцарь не обращал внимания. Он снова взмахнул мечом, лезвие которого на сей раз едва меня не задело, но мне все же удалось увернуться. Я бросился на кровать, перекатился через Розали и спрыгнул на пол с другой стороны роскошного ложа. К сожалению, приземлился я не слишком удачно — споткнулся и принужден был попятиться назад.
Гранит повторил мой маневр. Я мысленно простился с жизнью. Лицо у него от ярости стало багровым, глаза едва не вываливались из орбит. Вряд ли его в этот момент можно было счесть вменяемым.
Тут кто-то постучал в дверь спальни снаружи, из коридора. Звуки творившейся здесь расправы и плач Розали успели привлечь чье-то внимание. Но дверь была заперта и вдобавок, как я с тоской убедился, взглянув на нее искоса, задвинута на засов. Несколько голосов робко окликнули Гранита по имени. Кто-то спрашивал, все ли в порядке с сэром Грэнитцем и его супругой. Но мой противник не выказывал склонности к переговорам с придворными через дверь своей спальни. Я попытался было приблизиться к двери, но он опередил меня и заступил мне дорогу, метнувшись к выходу — единственному для меня пути к спасению — со скоростью единорога. Лицо его, и без того обезображенное яростью, скривилось при этом в презрительной гримасе.