Она повела скитальческую жизнь, избирая преимущественно малохоженые дороги и полузаросшие тропинки и сторонясь проезжих трактов. То было время тяжких испытаний для юной Маделайн, но в разговорах со мной она всегда о нем вспоминала как о долгом захватывающем приключении. Она с горящими глазами рассказывала мне о существах, которых ей в ту пору довелось повстречать, — о единорогах, драконах, оборотнях. С ее слов выходило, что Элдервуд прямо-таки наводнен подобными созданиями.
А однажды, если верить словам Маделайн, она стала свидетельницей события поистине чудесного и удивительного — рождения феникса. Подобное очень редко случается, ведь фениксов на белом свете раз-два и обчелся, и они не размножаются, как прочие живые существа, а сгорают и вновь возрождаются из пепла, когда придет срок.
Маделайн рассказывала, что та памятная ночь выдалась на редкость холодной и ветреной. Она лежала, скорчившись, в своем шалаше, потому как у нее не было ни денег, чтобы нанять комнату в трактире, ни работы, которую в те времена найти было нисколько не легче, чем теперь. Она чувствовала, как от холода немеют пальцы на ногах и руках, и старалась все время ими шевелить, чтобы они не отмерзли напрочь.
И вдруг она ощутила кожей лица дуновение теплого ветерка. Маделайн пыталась себя убедить, что это ей только чудится — в самом деле, откуда было взяться теплу в промозглую ветреную ночь в чаще леса? Но порывы ветра, дувшего как раз в сторону входного отверстия ее убогого шалаша, становились все горячее, и она решила, что это, скорей всего, жар от костра, который развел где-нибудь поблизости случайный путник (вполне возможно, из числа беглых преступников или бандитов с большой дороги). Маделайн всегда страшилась встреч с подобными представителями рода человеческого, но в ту ночь эти ее страхи уступили место опасению замерзнуть насмерть.
И потому она не долго думая вылезла из шалаша и побрела сквозь чащу Элдервуда, туда, откуда так заманчиво тянуло теплом. Она шла, выставив ладони вперед и продолжая разминать озябшие пальцы — ее нитяные перчатки, протертые до дыр, совсем не спасали от холода. Впереди она разглядела поляну, а подойдя к ней, так и застыла на месте от изумления.
Посреди поляны стояла огромная птица, охваченная пламенем.
Маделайн, разумеется, никогда прежде ничего подобного не видела и решила было, что это не иначе как птица Рух, которую облили горючей смесью и подожгли какие-то злодеи охотники. Она оглянулась в поисках этих негодяев, но оказалось, что нигде поблизости не было видно и слышно ни одной живой души, кроме нее самой и несчастного обреченного создания. И лишь постепенно до Маделайн дошло, что огромная птица вовсе не была жертвой чьего-то злого умысла. Она просто самовоспламенилась, причем не снаружи, а изнутри. Пламя, пожиравшее ее, возникло в глубинах ее существа. Птица, сгорая, не издавала никаких звуков, из чего Маделайн заключила, что та не испытывает страданий. Странное создание, судя по его виду, принимало свою судьбу с величавым спокойствием. Маделайн стояла на месте, не в силах шевельнуться, и глаз не сводила с горевшей птицы.