.
То, чего я ожидал, произошло, когда, упаковав вещи, мы собирались поужинать с Пакито, единственным гостем, приглашенным на наш последний мексиканский вечер. Мальчик уже ждал за столом, к величайшей зависти поклонников корриды. Когда Луис завязывал галстук, Консепсьон вдруг спросила:
– А Пакито?
Тореро с изумлением обернулся.
– Что Пакито?
– Мы берем его с собой?
– Как это, берем? Ты хочешь сказать, что мы потащим его с собой в Испанию?
– Да.
– Ты сошла с ума?
– Не думаю, но вот он точно свихнется, если ты его бросишь.
– Послушай, Консепсьон, ведь, в конце-то концов, у парня есть мать!
Но она с безжалостным эгоизмом любящей женщины возразила:
– И что с того?
– Мы не имеем права отнимать у этой сеньоры сына!
– Мы никого не отнимаем, мальчик едет сам.
Спор затянулся до бесконечности. Наконец Луис, уже почти сдаваясь, обернулся ко мне.
– А что об этом думаешь ты, Эстебан?
Я думал, что отчаяние Пакито быстро рассеется, но, не желая огорчать Консепсьон, солгал:
– Проще всего — спросить самого малыша.
Мнение Пакито было однозначно. Мальчик хотел немедленно мчаться за вещами, но Луис заметил, что, поскольку Пакито несовершеннолетний, он не может покинуть страну, во-первых, без согласия матери, а во-вторых — властей. Мне поручили неблагодарную миссию сообщить сеньоре Лакапас, что у нее отбирают сына.
Сеньора Лакапас жила в домике с небесно-голубыми ставнями, на опушке заросшего сада, превратившегося в миниатюрный девственный лес. Несмотря на седину, мать Пакито была еще не старой женщиной, но жизнь, видно, обошлась с ней сурово. Пока я говорил, мальчик стоял рядом со мной, а его мать молча слушала. Потом, в наступившей тишине, она подняла сморщенные веки и я увидел тусклый, словно вылинявший, взгляд.
– Ты хочешь уехать, Пакито? — обратилась она к сыну.
– Да, мама.
– И тебе не жаль бросить меня?
– Конечно, мама, но я вернусь!
– Нет, не вернешься. Твой отец тоже собирался вернуться. Он уехал семь лет назад. Жена без мужа, мать без ребенка, я умру одна, потому что на нас лежит проклятье…
Женщина говорила все более возбужденно, и я начал всерьез опасаться тяжелой сцены. Под конец она принялась кричать во весь голос и я услышал за дверью крадущиеся шаги любопытных.
– Ты неблагодарный, Пакито! Ты позволил этим испанцам околдовать себя! Есть только одно преступление хуже предательства родной земли, сеньор, — это кража ребенка у матери! Прочь! Убирайтесь! Я проклинаю вас всех! Тебя, Пакито, — сына своего отца! И этого матадора, и его жену, и всех, кто зарабатывает убийством животных! И тебя тоже, вестник несчастья! Я проклинаю вас! Вы все погибнете в крови и мучениях! Я проклинаю вас!