Беттери не мог удержаться и со злостью бросил:
— Когда уволят Филдса, вас тоже, наверное, попросят.
— Меня это не огорчит, Годфри. Надеюсь только, что меня переведут в автоинспекцию. Если все, что вы говорили, правда, я там наживу состояние. Мне бы оно очень пригодилось. А то те сведения, что я недавно получил от жучка на скачках, яйца выеденного не стоят.
Репортеры засмеялись. Им импонировал его цинизм. Браммел — умница, не то что этот напыщенный индюк Филдс.
Рядом с констеблем Бротом и Этолом Биби сыщик Филберт казался громадиной. Филберт злился на молочника: нечего ему было распускать язык с репортерами. Не любил он таких ловкачей — думают, что могут обдурить полицию.
— С репортерами ты болтал без умолку, а сейчас прямо онемел, — сказал Филберт тонким визгливым голосом, никак не вязавшимся с его наружностью.
— Понимаете, — промямлил Биби, — я думал…
— Меня не интересует, что ты думал, — обрезал его Филберт. — Давно ты развозишь здесь молоко?
— Да, сейчас скажу. Уже года два.
— Что значит «года два»? — спросил Филберт. Отчаянный педант, он не любил небрежных и неточных ответов.
Биби с минуту молчал.
— Ну… два года и три месяца.
— Почему ты сразу не сказал? — спросил Филберт. — Хватит тебе дурачка строить, Биби, слышишь?!
Биби покраснел. В нем пробуждалась ненависть к этому сыщику.
— За два года и три месяца ты хорошо узнал миссис Тайсон?
— Что вы, я ее не знал, — запинаясь, ответил Биби.
— Однако репортерам ты все про нее рассказал. Что она была красивая. Она тебе нравилась? Да, Биби?
— Нет, — сказал молочник, опустив глаза и стыдясь признаться, что он обожал ее издали.
— Она тебе так нравилась, что ты просто бредил этой красоткой, — глумился Филберт. — Может, ты разглядел не только лицо… Часто ты бывал у нее в доме?
— В доме не был ни разу.
— Говори правду, Биби. Часто ты бывал у нее в доме?
— Ни разу, — покачал головой Биби.
— Хорошо! — с угрозой сказал Филберт. — Мы еще об этом поговорим. А сейчас пойдем взглянем на ящик для молока.
Биби неуверенно посмотрел на констебля Брота. Тот молчал.
— Ну, ну, пошевеливайся, — сказал Филберт. — Быстрее!
Биби не двинулся с места. У нас свободная страна, говорил он себе. Он подождал, пока констебль пошел первым, и последовал за ним. Филберт шел позади, вразвалку, с уверенным видом. Совсем еще молодой, лет тридцати с небольшим, он до недавнего времени был непобедимым чемпионом полиции по боксу в тяжелом весе. Вид у него был весьма грозный, и потому его часто посылали на опасные задания — арестовывать бандитов и убийц. Он их ненавидел за жестокость и зверства, особенно тех, кто избирал своими жертвами женщин. Уж от него им не было пощады, недаром его прозвали Кровавым Королем! В преступном мире его имя произносили со страхом. Стоило Филберту войти в какой-нибудь бар, как три-четыре посетителя вскакивали с места и бросались к ближайшей двери. При всем том в наружности Филберта не было ничего типично боксерского: бледное вялое лицо с отвисшими щеками и двойным подбородком, хрящеватый нос и выступающие вперед зубы, из-за которых рот его казался всегда приоткрытым. У него вечно было злое, раздраженное выражение лица, как у своенравного мальчишки, а глазки, маленькие, алчные, так и бегали по сторонам. В отличие от своих непосредственных начальников Филдса и Браммела он был одет довольно крикливо: яркая рубашка, светло-коричневый спортивный пиджак и серые спортивные брюки, которые постоянно сползали ему на бедра. На зеленой с узкими полями шляпе, которую он почти не снимал, красовалось перышко. Однако этот веселый наряд никак не соответствовал настроению Филберта, а увидев, что репортеры и фотографы проникли через калитку, которую теперь никто не охранял, он помрачнел еще больше.