Филдс и Браммел покинули домик последними. Время близилось к полдню. С серьезными лицами они прошли к калитке. Там все еще дежурило несколько фотографов и репортеров.
— Мне нечего сказать, — отмахнулся от их вопросов Филдс, направляясь к полицейской машине, стоявшей у тротуара.
Когда машина тронулась, оба сыщика оглянулись, будто хотели запечатлеть в памяти кукольный домик с голубой крышей и белыми кирпичными стенами и гараж с белыми пятнами на черном фоне — словно кость домино. Они думали о домике и о многом другом. Но, может быть, больше всего они думали друг о друге.
Филдс не тратил времени попусту. Пока машина мчалась по улицам предместья, Филдс, откинувшись на спинку сиденья, читал письма, найденные у миссис Тайсон. Он даже не поднимал глаз на Браммела, который сидел впереди рядом с шофером — младшим полицейским офицером, одетым в штатское.
Браммел и шофер разговаривали о лошадях и скачках. Как это часто бывает с заядлыми игроками, они были крепки задним умом.
— И надо же мне быть таким дураком, — рассказывал Браммел. — Хойл мне говорит: «Слушай, Стюарт, лошадка — верняк». Я на нее ставлю, и, конечно, она приходит последней. Я к Хойлу. Он оправдывается: даже тренеры, говорит, ошибаются. Ну что ж, попал в точку. «Во всяком случае, — говорит он, — с этой кобылой все кончено. Безнадежно. Я бы на нее больше ни пенса не поставил». Однако это не помешало ему снова сделать начальную ставку. Я, конечно, на нее не поставил, ну и, как водится, она выиграла. Выплачивали пятьдесят к одному. А Хойл вывернулся как ни в чем не бывало, потому что никто не мог доказать, что он на нее ставил. «Поди знай, что она выиграет», — сказал он. Я уверен, что председатель клуба и распорядители были в сговоре и сами на нее ставили. Так или иначе, а я прошляпил. Нет, вы только подумайте! Ни один игрок ничего не соображает.
Браммел и подтрунивал над собой и злился. Он еще им покажет, погодите!
Машина остановилась у светофора, и Браммел нагловато-оценивающим взглядом стал рассматривать пешеходов, снующих по раскаленному тротуару. В его власти испортить настроение большинству из них, подумал он. Эта мысль доставила ему удовольствие. Власть возвышала его над обыкновенными смертными. Но власть для него не все, он не из тех, кто тешит себя иллюзиями. Власть — хорошая штука, но он предпочел бы иметь побольше денег. Вот тогда он смог бы жить так, как ему захочется. Однако что-то удерживало Браммела от грубой погони за деньгами. Он не стал бы уподобляться тем сыщикам, которые берут взятки, или полицейским из автоинспекции, которые сбывают украденные машины. Для него был лишь один путь к деньгам: игра на скачках, и тут он ничем не отличался от двух-трех миллионов других граждан, которые старались поправить свои финансы с помощью чистокровных лошадок. Браммел играл на скачках почти ежедневно и здесь и в других городах.