Он крикнул, перекрывая рев мотора:
— Могилки животных.
Наверное, их было не меньше сотни, поросших темно-зеленой травой.
— Там, наверное, уйма костей. Почему так много?
Он пожал плечами.
— В основном погибают на дорогах.
— И человеческие кости там тоже есть?
Боб включил мотор, надел очки и ответил:
— Пока нет.
Он потянул рычаг, мы проехали примерно сотню футов, а потом взмыли в небо. Самолет поднялся над верхушками деревьев, и Боб снова дернул рычаг, отчего нос машины задрался вверх. Мы поднимались, поднимались, поднимались; когда я решил, что больше не выдержу, самолет перевернулся и устремился к земле. Чтобы усугубить ситуацию, Боб заставил свою крошку вращаться в воздухе. Я не сомневался, что мы разобьемся. Эбби визжала от восторга, а я изо всех сил старался не наложить в штаны. Мы летели к земле, а затем вдруг самолет выровнялся и несколько раз перевернулся вокруг собственной оси. Эбби крепко держалась, пронзительно хохотала и что-то выкрикивала. Судя по всему, это была только разминка: никакие «американские горки» не сравнятся с тем, что было потом. Мы скользнули над верхушками деревьев — кажется, справа я увидел реку — и снова взмыли ввысь, на сей раз не переставая вращаться. Потом внизу показалась земля, и мы опять начали падать. Эбби догадалась, что это — наивысшая точка «мертвой петли». Она закричала:
— Да! Да! Еще!
Я сбился со счета после шестого повтора. Боб начал петь во всю глотку. Он фальшивил, но эффект все равно был потрясающий. Одной рукой управляя самолетом, а другой бешено жестикулируя, он пел.
Когда колеса коснулись земли, Эбби прижалась ко мне. Я пощупал ей пульс — сердце готово было выскочить из груди. Боб выключил мотор и подкатил к ангару. Я вынес Эбби и уложил наземь. Согнув колени, одной рукой держась за столб, а второй за землю, она улыбалась и стонала, и шорты у нее были мокрые.
— Пожалуйста… пусть земля не кружится.
Я сел рядом с женой и подолом рубашки вытер кровь, которая капала у нее из носа.
Мы побывали у доктора Андерсона в Хьюстоне, в нью-йоркской клинике Слоун-Кеттеринг и в Рочестере, а потом снова вернулись в Джексонвилл. Все врачи, пусть и разными словами, говорили одно и тоже. Рак дал метастазы, и мы его преследуем. Хотя Эбби никогда не курила, рак перекинулся в легкие. Потом в печень. Лекарства действовали эффективно, и болезнь, кажется, поддавалась лечению, но мы всегда оказывались на шаг позади. Тем временем Эбби слабела. Вскоре я понял, что ей не под силу бороться даже с насморком. Она изнемогла.
Я не рисовал более трех лет. Леонардо да Винчи однажды сказал: «Нет искусства там, где дух не объединен с рассудком». Он был прав. Поскольку никто больше не хотел нанимать Эбби, а последние контракты пришлось прервать из-за невозможности их выполнить, мы жили на сбережения. Я продал лодку и начал брать кредиты.