Кинкейд тяжело вздохнул не в силах отыскать разумного объяснения своему недавнему поступку. Никогда прежде женщины не привлекали его так сильно, как Мэг. За свою жизнь он познал многих — от герцогинь до уличных девок, но ни с одной из них он не вел себя так глупо и неуверенно.
Мэг… Мэг. Он влюбился в нее сразу, с первого взгляда. Она такая красивая, женственная, загадочная и вместе с тем обладает волевым характером, умом и проницательностью.
Кинкейд дошел до высокой каменной стены и, резко повернувшись, зашагал обратно. Он догадывался, что Мэг совершила какое-то тяжкое преступление, но не мог заставить себя поверить в то, что это возможно. Впрочем, ее прошлая жизнь ни в коей мере не волновала Кинкейда. Он воспринимал Мэг такой, какой он ее видел и чувствовал, — воспитанной, рассудительной и прелестной женщиной.
Вспомнилось предостережение друга Монти, тот утверждал, что очень скоро Кинкейд безумно влюбится в женщину, и это чувство кардинально изменит его жизнь. Правда, он, любивший делать прогнозы, не уточнил, осчастливит эта любовь Кинкейда или принесет беду.
— Какое-то безумие, — пробурчал он и несильно стукнул кулаком в стену.
Голубь, сидевший на выступе стены, шумно захлопал крыльями и растворился в темной ночи.
«Я не должен любить эту женщину, — подумал Кинкейд, — потому что она никогда не полюбит меня. И никто не полюбит. Кажется, такую судьбу предрекал мне отец в детстве?»
Его отец… Ничтожество. Это же надо было додуматься и внушить такую глупость шестилетнему ребенку! Кинкейд усмехнулся. Но почему же он сам по прошествии почти тридцати лет помнит отцовские слова и иногда верит им?
Кинкейд вдохнул морозный воздух, потер озябшие руки и быстрым шагом направился к двери. Сунув тюремщику в руку несколько монет, он по длинному темному коридору направился в камеру.
Завтра утром их с Мэг обещал навестить Монти. Кинкейд очень надеялся, что его другу с помощью взяток удастся добиться их освобождения. Ему хотелось бы верить, что, выйдя из мрачных стен ньюгейтской тюрьмы, он вновь обретет душевное равновесие, а его внезапно вспыхнувшее чувство к Мэг растает как облачко в ясный летний день.
Персиваль Рэндел, граф Ратледж, стоял в дверях библиотеки и нетерпеливо постукивал рукой по стене. Он был в длинной фланелевой сорочке, на голове ночная ермолка, чтобы не мерзла лысина.
— Поторопитесь, — процедил он сквозь зубы.
Полуодетые слуги, запыхавшись, вбежали в библиотеку, один — в штанах и чулках, а другой — босой, в дырявой ночной рубашке.
— Кто из вас сегодня вытирал пыль? — прошипел граф.