— Я надеюсь, тебе известно что-нибудь о домашнем хозяйстве?
— Пока я не знаю очень многого, но научусь, когда выйду замуж. — На лице у Лизы была написана такая счастливая уверенность, что Вирджинии не верилось, будто перед ней та Лиза, которая потеряла весь или практически весь интерес к жизни до поездки в Швейцарию. — Бэтти учит меня готовить, и у меня по этому предмету уйма книжек.
— Но ты все еще занимаешься музыкой?
— О, да. Конечно, я буду продолжать. Но, естественно, теперь на первом месте Клайв — и так будет всегда.
Вирджиния позволила ей говорить о Клайве и обо всех их планах на будущее. Лиза была целиком и полностью предана человеку, который через очень короткий промежуток времени должен был стать ее мужем. На ее лице было счастливое выражение, когда она даже просто упоминала его имя. Для Вирджинии это было открытием. Ведь она привыкла иметь сестру, которая жила только ради музыки.
Хотя тупая боль собственного сердца, стремящегося к человеку, которого она, наверное, никогда больше не увидит, делала ей совершенно понятным такое поведение. Не возможно вести себя по-другому, если в сердце любовь.
Кухонные часы отсчитывали минуты, а Лиза продолжала говорить, пока, наконец, не заметила, что Вирджиния была не только белой и изнуренной, но и едва слушала ее.
— Пойди, приляг. А я подожду прихода родителей. Они с ума сойдут от радости, — сказала она. — Папа ужасно по тебе скучал.
Вирджиния была довольна хотя бы из-за одного того, что была дома, и что на следующий день она увидит своих родителей и в особенности своего отца, который всегда понимал ее лучше, чем кто-нибудь другой.
Оказалось, что вернуться к привычной жизни было довольно трудным делом.
Нет, ее привязанность к родным не уменьшилась за время отсутствия, но другие интересы поглотили ее целиком. Она не могла думать ни о чем другом. И даже начала опасаться, что всю жизнь ее будет преследовать призрак одного человека, что как бы она ни старалась, она не сможет забыть его, и что обычная жизнь потеряет для нее всякий вкус.
Когда Лиза попросила ее пойти с ней по магазинам, она согласилась без всякого энтузиазма. Постельное белье, ткань для занавесок, антикварная мебель — ничто не могло привлечь ее внимание или удержать его надолго.
Она следовала за Лизой от прилавка к прилавку, и у нее было такое чувство, будто двигается она механически, как будто ее способность воспринимать окончательно отмерла. Даже красота свадебной фаты из брюссельских кружев, которая принадлежала их бабушке и которую Лиза предполагала надеть, оставила Вирджинию равнодушной.