Верно, дети были истинными проказниками, но в Вирджинии они признали власть, основанную на разуме, что им импонировало, и поэтому никогда не заходили слишком далеко.
Она обнаружила, что кроме того эти крошки были довольно одиноки и быстро привязались к ней, как щенки. А Вирджинии не жалко было любви для детей. Она никогда не уставала от чтения вслух сказок, от внимания к ушибам и ссадинам, от бесконечного потока вопросов. Она отвечала на вопросы как знала сама, и это приносило детям больше удовольствия, чем отговорки о незнании.
Скоро Вирджиния поняла, что Питер был более нервный и предъявлял на нее больше прав. У него иногда случались ночные кошмары, временами он бывал капризным и обидчивым, и она проявила немалое терпение, пытаясь решить его проблемы. Это были проблемы нервного от природы ребенка, у которого было очень мало спокойной домашней жизни. Но ему нравилось, как Вирджиния обращалась с ним. Он даже начал копировать ее английский акцент, что особенно забавляло Мэри Ван Лун.
Миссис Ван Лун никогда не смешивалась в методы воспитания Вирджинии. Их ежедневные уроки, занятия и прогулки находились всецело в ведении Вирджинии. Это была ответственность, но она не тяготила ее. Девушка могла бы иметь столько свободного времени, сколько захотела, потому что ей помогала отличная служанка, которая могла бы заменить ее, если бы она решила отлучиться. Но ее несклонность удаляться от виллы несколько удивляла хозяйку, которая воображала, что пока ее сестра не совсем здорова, ей захочется проводить с ней достаточно много времени.
Что касается Лизы, то состояние ее здоровья заметно улучшилось со времени операции. Упражнения для пальцев уже начались, и хотя еще прошло всего несколько дней, по-видимому, не было сомнений в том, что благодаря ее упорству, если не случится ничего плохого, перед ней снова откроется блестящее будущее.
Она звонила Вирджинии по телефону почти каждый день, и Вирджиния догадывалась, что в добавление к однообразным упражнениям, необходимым для того, чтобы вернуть ее пальцам былую подвижность, все остальное время не висело на ней тяжким грузом. Мадам д’Овернь вводила ее в тот же круг, с которым уже была знакома Вирджиния, и все были очень добры к ней. Клайв Мэддисон был попрежнему чрезвычайно внимателен, и она встречалась с ним за чашкой кофе почти каждое утро на берегу озера. Ему даже удалось произвести такое благоприятное впечатление на тетушку Элоизу, что теперь у него было право входить на ее виллу почти в любое время.
Голос Лизы в телефонной трубке звучал счастливым, уверенным, и она непрестанно болтала о будущем — хотя было ли это будущее музыканта, которое значило для нее больше, чем что-либо на свете, или будущее, в котором большое место было отведено Клайву Мэддисону, Вирджиния не могла догадаться.