— Такое случается, тут уже ничего не сделаешь. А если Питеру станет хуже только из-за того, что мне захотелось повеселиться, я никогда не прощу себе этого.
— Я знаю, что не простите, — но Мэри продолжала кусать губы. — Все равно, мне кажется, это несправедливо!
— Но вы с мистером Ван Луном должны поехать оба.
Я не хочу, чтобы мы все огорчили мадам д’Овернь!
— Я хотела предложить, чтобы Эдвард поехал, а я бы осталась с вами…
Но огонек в глазах Вирджинии убедил миссис Ван Лун, что такой поворот событий никогда не одобрит ее юная гувернантка.
— Хорошо, — согласилась она со вздохом, — но если я уеду, а что-нибудь пойдет не так или вас надоест быть в одиночестве — хотя вы в любой момент можете позвать Эффи — вы должны сразу мне позвонить, и мы с Эвардом немедленно приедем назад. Договорились?
— Да, можете быть спокойны, — согласилась с ней Вирджиния.
Когда хозяин и хозяйка уехали из дома, и все стало тихо и внизу, и на верхнем этаже, Вирджиния почувствовала, что наступил необычно тихий вечер. Так как радио вмаленькой гостиной, которую она разделяла с детьми, должно было оставаться сегодня молчаливым и ее единственным развлечением могла быть книга — если сон Питера будет достаточно спокойным, чтобы дать ей возможность читать — и, может быть, еще мысли о Лизе, которая, по крайней мере, хорошо проводит время в своем прелестном новом платье из белоснежных кружев и танцует в объятиях восхищенного Клайва Мэддисона.
Если у Клайва не было серьезных намерений по отношению к Лизе до этого вечера, то они непременно появятся у него, стоит ему только увидеть ее в этом платье с величественно приподнятой маленькой темной головкой и глазами, светящимися от счастья?
Вирджиния вздохнула. Бедная Лиза!.. Как неудачно, что ее угораздило влюбиться именно в это время!..
А потом мысль еще более неуместная подняла свою голову, как змея. Как неудачно, что ее самое угораздило влюбиться именно в это время!..
Питер, как она и думала, после того, как она некоторое время посидела у его кровати, погрузился в неспокойный сон. Его маленькие пальцы сжимали пальцы ее руки, и стоило ей хотя бы немного пошевелиться, как он начинал ворочаться и хныкать. Но постепенно его дыхание стало глубже и ровнее, жаркий румянец сошел со щек, и маленькая рука сжимала ее пальцы не так крепко.
В другой комнате Паула, чью кровать переставили на тот случай, если болезнь Питера окажется заразной, спала глубоко и без снов. Во всем крыле, где находилась детская, стояла полнейшая тишина, а единственным освещением была настольная лампа, которая проливала бледнозолотистый свет на голубоватую постель, где лежал маленький мальчик и недвижную фигуру девушки, которая не сводила с него глаз.