К сожалению, она не могла видеть его глаза, потому что он продолжал читать, и ей не оставалось ничего другого, как положиться на свою память. Несколько раз она спрашивала себя: а что она почувствует, если он обнимет ее так же крепко, как она обнимала его во время их поездки на мотоцикле? И тут же одергивала себя за такие непозволительно фривольные мысли. О нет, она не такая женщина… Но тут же признавалась себе, что, пожалуй, впервые в такой ситуации испытывает подобное возбуждение, хотя у нее и раньше было предостаточно возможностей в классе рисования любоваться и запечатлевать на бумаге мужские формы.
Но сегодня все было по-другому, словно время начало новый отсчет. Еще утром она могла бы поклясться, что ни за что не подпустит к себе близко незнакомого мужчину… И что же теперь? Ей придется спать с ним в одной постели!
Ее мысли то и дело возвращались к его обнаженной груди. И она была совершенно бессильна изгнать это видение из своей памяти. О, если бы она могла прижаться к нему, она послушно выполняла бы все приказы, отдаваемые этим сексуальным, низким голосом… И снова ожидание и страх теснились в ее душе.
Она рисовала его губы, накладывая штрихи и тени, стремясь придать пухлость их очертаниям. И даже не заметила, как облизала свои кончиком языка.
Ханна даже не представляла, насколько устала, пока не обнаружила, что глаза ее слипаются и она не в силах держать их открытыми. Она решила немножко передохнуть, отложила в сторону карандаш и… в следующую секунду уже спала.
Майкл оторвался от книги, услышав звук упавшего на пол карандаша. Глаза Ханны были закрыты, и она сидела, прислонившись спиной к стене. Захлопнув книгу, Майкл положил ее на кухонный стол. Его тело затекло от долгого сидения. Не спеша поднявшись, он потянулся, закинул руки за голову и покрутил плечами, разминая мышцы.
Проделывая эти нехитрые упражнения, он не мог оторвать взгляда от женщины, которая так сладко спала на его кушетке. Красавица — первое слово, которое пришло ему на ум, когда он впервые увидел ее. Теперь он снова повторил его.
Он хмыкнул и покачал головой. Ему никогда не нравились рыжие волосы или такой вот золотисто-каштановый цвет, который подчеркивал красоту Ханны Чандлер. Рыжеволосые женщины были не в его вкусе. Но эта, так крепко спящая на его кушетке, все равно осталась бы привлекательной, даже если была бы лысой. Но, слава Богу, лысой она не была. Длинные, густые локоны, которыми природа щедро награждает рыжих, рассыпались по плечам, сбегая на грудь золотистыми змейками.
Он уже и раньше успел заметить, что она высокого роста, стройная и двигается с непринужденной грацией. Теперь он вновь припомнил изящные изгибы ее бедер, которые успел оценить, когда она кружилась перед ним в пируэте, и мягкие очертания груди под трикотажным свитером. Его свитером…