Она мгновенно загорелась, показывая Майклу, где пририсует птиц и каким образом попробует смягчить суровость предгрозовых туч. Она так увлеклась, что почти забыла о его присутствии.
От Майкла не укрылось ее настроение. Он знал, что такое вдохновение. И это объединяло его и Ханну. Творческое озарение… Вот что он прочел на ее лице. Мог ли он пренебречь этим? Нет, он никогда не посмел бы погасить эту божественную искру.
— Ханна, — произнес он, останавливая ее сбивчивые объяснения. — Планы меняются. Ты приехала рисовать. Займись рисунком, а я пойду в коттедж, приготовлю какао и сандвичи и вернусь к тебе.
— Но… — начала было она.
— Никаких «но»! Ты наконец нашла правильный ракурс, посмотри, что тут можно сделать. Я схожу за корзиной, которую оставила у моих дверей Красная Шапочка. Обещаю — скоро вернусь.
— Хорошо, — неохотно согласилась Ханна. — И спасибо…
Майкл вернулся, но Ханна даже не взглянула в его сторону. Она рисовала, целиком захваченная упоительным состоянием творчества. Линии одна за другой быстро ложились на бумагу.
Майкл молча наблюдал за ней, очарованный ее одухотворенной красотой и той одержимостью, с которой она занималась любимым делом. Неохотно оторвав взгляд от Ханны, он расстелил на песке скатерть. Расправив складки, вытащил содержимое корзинки: термос с какао, галеты, ветчину, лосось, сухофрукты.
Он все время искоса поглядывал на Ханну, а когда закончил свою работу, то уселся на плед, который постелил на песке, и уже не сводил с нее глаз, наблюдая, как карандаш движется по листу бумаги, добавляя глубины и выразительности, казалось, уже завершенному пейзажу. Ханна то приближалась к мольберту, то отходила от него, критически оценивая свою работу, отложив карандаш и сунув руки в карманы драпового пальто. Осенний ветер играл непослушными прядями ее золотистых волос.
Она тихонько напевала. И хотя нежная мелодия едва доносилась до него, он узнал песню Шона Майклза «Колыбельная любви». Майкл поднял голову, внимательно посмотрел на женщину у мольберта. Песня теперь звучала громче.
Забыв о Майкле, Ханна продолжала работу. Чем глубже она погружалась в мир своего рисунка, тем острее становилось ее восприятие, она почти ощущала себя маленькой птичкой в облаках. Но вдруг в ней начало зарождаться странное беспокойство. Карандаш, еще недавно быстро скользивший по бумаге, замедлил свой бег, затем остановился. Ханна отступила назад и нахмурилась, озадаченная своим состоянием.
Вдруг она обернулась. Ее глаза остановились на Майкле.
— Ты уже давно здесь? Да? — спросила она, интуитивно догадываясь, что именно его присутствие помешало ее работе.