— Как ты смогла увидеть это в темноте? — быстро спросил подполковник, буравя блудницу взглядом.
— Он водил руками перед моим лицом, — уже прошептала она. — Потом ничего не помню…
Евфросиния вдруг захрипела и стала нещадно бить себя кулаками по чему попало со все возрастающей быстротой. Потом принялась щипать и царапать ногтями себе лицо. Татищев попытался удержать ее руки, но справиться с ней было невозможно:
Жучкина с невероятной и невесть откуда взявшейся силой отталкивала его. Усилия раппортов Турчаниновой тоже ни к чему не приводили. Теплота, исходящая из ладоней, исчезла, и Анна Александровна в бессилии опустила руки.
— Все, бесполезно. Мне не справиться с ним, — тяжело переведя дух, заявила она. — Он много меня сильнее.
Евфросиния наконец перестала себя истязать, тело ее обмякло, она глубоко вздохнула, и гримаса боли постепенно исчезла с ее порозовевшего лица.
— Кто «он»? — не понял Павел Андреевич.
— Тот, кто ввел ее в это состояние. Тот, кто до сих пор на нее воздействует и контролирует ее, — в полном бессилии проговорила Анна Александровна. — Тот, кто владеет практиками держать человека в своей власти, даже находясь от него на значительном отдалении. Это Магнетизер, — добавила Турчанинова и опустила голову. — Тот самый. Я сталкивалась с ним в Москве.
— Он может воздействовать на нее на расстоянии? Не может такого быть.
— Тем не менее это так. Надо изготовить магнитную батарею. Тогда, в Москве, когда я помогала тамошней полиции, с помощью этой батареи мне удалось однажды справиться с ним. Временно, конечно.
— На сей раз магнитная батарея вам не поможет, — вдруг произнесла Евфросиния, о коей как-то забыли Татищев с Турчаниновой. — К тому же, как я вам уже говорила, это последняя наша с вами встреча.
— Вы поранились? — глядя на исцарапанное лицо и шею ясновидящей, спросила Анна. — Может, позвать доктора?
— А его не надо звать, он стоит под дверью с того самого момента, как вы вошли сюда.
Павел Андреевич метнулся к двери, рывком открыл ее и увидел доктора Штраубе.
— Я отвечаю за здоровье пациэнтки, — мрачно произнес Штраубе. — А вы устраиваете над ней какие-то… эксперименты, — добавил Иван Карлович новое иноземное словечко. — И об этом я непременно доложу начальнику Врачебной управы.
— Да хоть Папе Римскому, — резко ответил Татищев. — А сейчас попрошу не мешать и оставить нас в покое.
В этот миг снова раздался душераздирающий крик. Он был до того наполнен болью, что у Павла Андреевича мурашки побежали по телу, а у доктора Штраубе широко открылся рот.
— Боже мой, — воскликнул Иван Карлович и, оттолкнув подполковника, бросился в палату.