— Чо, обратно вы здеся? — произнесла Жучкина и огляделась. — Токмо уже с другим хахелем. Ну, ты даешь, барышня! Или покуда не дала? — она хрипло хохотнула и по-свойски подмигнула Турчаниновой. — А хорош твой кавалер, ничего не скажешь.
Евфросиния поднялась с кровати и подошла к Татищеву. Тот, пораженный столь разительной переменой, произошедшей с Евфросинией, кажется, был даже растерян, что случалось с ним крайне редко. Однако он быстро пришел в себя и ловко перехватил уже протянутую к низу его живота руку Жучкиной.
— Ну-ка! — Он сжал ее запястье так, что блудница скривилась от боли. — Сядь на место!
— Какой строгий дяденька, — с вызовом произнесла Евфросиния, однако вернулась и присела на кровать. Шутить с этим господином в серебряных эполетах, похоже, небезопасно. У Жучкиной на таковских нюх.
— Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. Уяснила?
— Уяснила, — буркнула Жучкина.
— Вечером десятого марта сего года, — начал Павел Андреевич, — ты вышла из флигеля усадьбы Калмыкова на Гороховой. Следом за тобой из дома вышел человек в черном плаще и шляпе. Так?
— Ну, так.
— Опиши, как он выглядел.
— Да не помню я!
— А ты вспомни.
Жучкина задумалась, и, по всему судя, сей процесс был для нее труден. Она сморщила лоб, закатила глаза и даже зашевелила пухлыми губами, будто припоминала, как школьница, какой-то урок. Наконец она победоносно глянула на Татищева:
— Вспомнила! Лица его я не видела, а вот руки…
Дикий крик боли не дал ей договорить. Тело неестественно выгнулось, ее забила дрожь, и пот градом покатился по лицу и шее.
Анна Александровна снова распростерла над Евфросинией ладони, а затем приблизила к ней лицо и быстро дунула сначала на правый висок, затем — на левый. По всему было видно, что это дается ей с невероятным трудом: она побледнела, на лбу и висках явственно обозначились голубые вены, на верхней губе выступила испарина. Блудница открыла глаза, но они через несколько мгновений вновь стали заволакиваться. Турчанинова вдруг остро почувствовала, что ей противостоит некая сила, не позволяющая завершить окончательное «возвращение» Евфросинии. Сила эта, много мощнее ее собственной, вновь стала погружать Жучкину в состояние магнетического сна-яви.
— Я не могу больше ему противостоять, — с трудом проговорила Анна, поняв, что происходит. — Спрашивайте ее быстрее!
— Что руки, что? — склонился над Евфросинией Татищев.
— У него на пальцах…
— Что, что на пальцах? Татуировки, язвы, что?! — буквально закричал на нее Павел Андреевич.
— У него на пальцах не было ногтей, — едва слышно промолвила она.