Монсеньор Филипп Дучамп открыл переднюю дверцу и вылез из машины. Он приветливо помахал ей, затем открыл правую дверцу.
Из машины появился Джон Тайлер и тоже помахал ей.
— Не возражаешь против компании? — спросил он, приближаясь к крыльцу.
— Всегда пожалуйста, — улыбнулась Коттен и обняла его, когда он взошел на веранду. Перед тем как отпустить, поцеловала его в щеку. — Значит, теперь ты его высокопреосвященство. Кардинал Джон Тайлер.
Она отвесила поклон и улыбнулась во весь рот.
— Стиснув зубы, ползу вверх по служебной лестнице, — ответил Джон.
— Здравствуйте, монсеньор, — поздоровалась Коттен. — Всегда рада вас видеть. — Она жестом указала на дверь. — Прошу вас, джентльмены. Что вам предложить? Горячего шоколада или зеленого чая?
— Горячий шоколад — это было бы прекрасно, — сказал Дучамп.
— Присоединяюсь, — отозвался Джон, когда они с монсеньором усаживались в кресла вокруг обеденного столика. — Мне этот дом напоминает ту хижину в горах Северной Каролины.
— Неудивительно, — сказала Коттен.
— Вы вдвоем скрывались там, когда распутывали заговор вокруг Святого Грааля, — вспомнил Дучамп. — Кажется, эта хижина сгорела дотла.
— С помощью нашей падшей братии, — сказал Джон. — Но это другая история.
Он посмотрел на Коттен, и та улыбнулась ему.
Дучамп взял газету, которую перед этим читала Коттен.
— Как приятно для разнообразия увидеть хорошие новости. Это освежает.
Коттен поставила на столик две дымящиеся кружки с горячим шоколадом и села напротив гостей.
— Не перестаю удивляться тому, что сделала ты, Коттен, — сказал Дучамп.
Она отпила чай и ответила:
— До той минуты на набережной Виктории я и не подозревала, что все происходившее со мной, начиная с Перу, было чем-то вроде тренировки. Жидкий свет позволил мне подготовиться к тому, что случилось в Лондоне. Ведь именно тогда я поняла слова Ячага. Он объяснял, что как в лесу есть много тропинок, ведущих в разные стороны, так и в жизни перед нами каждый день, каждую минуту открыто множество путей — мы лишь выбираем, по какому идти. Он научил меня смотреть на мир другими глазами. И в ту секунду у подножия Иглы Клеопатры я уже знала, что сделать. Я должна была выбрать путь мира, решить, что мое сознание будет существовать в этой реальности. И для всех, кто хотел того же, для всех, кто был к этому готов, я сделала выбор — сделала их частью своей реальности, этого пути, этого мира, преисполненного спокойствия.
— Вроде как перевела стрелку на рельсах, и все устремились за тобой.
— Именно, — кивнула Коттен. — Теперь каждый свободен выбрать жизненный путь. И зло не идет по пятам, поглощая невинные души.