— Чонси оставил записку на месте таблички. Мы считаем, что там подсказка, куда он ее спрятал.
— И что же в ней говорится? — спросила Коттен.
Уайетт отпустил ее руку. Текст записки, оставленной его пращуром, врезался в память. После встречи с Папой он каждый день повторял его про себя. Глубоко вздохнув, он произнес:
— В записке мой предок написал: «Этот секрет принадлежит не католической церкви, но всему миру. Чтобы войти в Царство Небесное, ты должен вдеть нитку в иголку».
Самолет «Гольфстрим Г450» летел к региональному аэропорту Нью-Хейвен, оставляя за собой полосу в ясном голубом небе над западной Пенсильванией. Заходящее солнце закрасило оранжевым светом поля далеко внизу. Мария Гапсбург смотрела на город у горизонта, кажется, Питсбург. Перевела взгляд на Ричарда, спавшего в кресле через проход.
Какими же прекрасными были эти двое суток. Сначала — радость Эли, узнавшего о землетрясении и обнаружении древних построек. Потом — чудесная находка артефакта, когда ее муж стал властителем момента — даже осанка у него стала величественной, когда он передавал табличку. И наконец, это потрясающее зрелище — светлячки.
Ричард предупреждал, что первая встреча с ними поразит ее. И все-таки она не была готова к такому. Невозможно подготовиться к восхищению, которое испытываешь при встрече со сверхъестественным. От одного воспоминания по коже пробежали мурашки, как и тогда, в пустыне, при свете полной луны.
И еще запах — острый, пряный, пьянящий. И гул летящих светлячков. Он словно пронизывал тело.
Ее возбуждало осознание абсолютной власти — опасной, запретной, смертоносной. И то, как демоны кружились — прикасались к ней, пульсировали.
Все это было невероятно сексуально.
А в гостинице стало очевидно, что случившееся так же возбудило мужа. Ричард любил ее неистово, яростно, именно так, как ей и хотелось. И его яростный огонь еще больше распалил ее страсть.
Мария знала, что это такое — когда к тебе испытывают страсть, когда ты желанна. Так было до аварии. Вся ее жизнь была поделена аварией напополам. До аварии и после.
Эпоха «до аварии» была роскошной, полной денег и секса, мужского вожделения и женской зависти. Потом наступила трагическая ночь. Машина — переворот — взрыв — огонь — и боль, с которой ничто не сравнится.
Она несколько недель пролежала в отделении интенсивной терапии, и жизнь ее висела на тончайшем волоске. Когда она наконец очнулась и сознание ее прояснилось, она попросила зеркало. Она ощупывала лицо и хотела посмотреть на него. Медсестры и посетители отказывались давать ей зеркало, уговаривали подождать, и это лишь усиливало ее страхи.