Когда я поднялась на балкон, меня вновь охватила тревога. Сердце билось так быстро, что я начала задыхаться. Я тихо извинилась перед всеми и прошла через площадку к открытому окну — вдохнуть теплый душный воздух.
Я стояла, схватившись за подоконник, и вдруг периферическим зрением заметила какое-то движение, услышала тихий голос. Я устремилась на звук и увидела крошечный спрятанный от глаз альков.
Там находился Габриель де Монтгомери, капитан шотландских гвардейцев, двадцати девяти лет от роду, высокий и мускулистый, в полном расцвете сил. Темно-каштановые волосы были зачесаны назад, лицо гладко выбрито, так что выделялись чеканные линии щек и подбородка. Он смотрел на молодую женщину, одетую во все белое. Она что-то шептала ему с серьезным видом. Когда я приблизилась, он вскинул голову и встретился со мной взглядом. Глаза у него были виноватые, точно у заговорщика.
Женщина замерла и посмотрела на меня через плечо. Это была Мария. Осторожное выражение ее лица сменилось бесхитростной улыбкой.
— Madame la Reine! — воскликнула она весело. — Я к вам сейчас присоединюсь. Капитан де Монтгомери любезно согласился надеть мои цвета.
«Встреча любовников», — подумала я. Мне стало больно и обидно за сына. Однако я промолчала, лишь улыбнулась в ответ, поздоровалась с капитаном де Монтгомери и вернулась к остальным.
Под звуки фанфар мы заняли места на балконе. Нас приветствовали тысячи людей. На каждой крыше, в каждом окне собрались зрители. Им не терпелось поболеть за короля на рыцарском поединке. Я устроилась между Дианой и дофином. Лицемерная жена уселась по другую сторону от моего сына. Воздух был душен и неподвижен, дамы обмахивались веерами. У Франциска покраснело лицо, он задыхался, и мы с Марией направляли на него свои веера.
Люди не слишком знатные закончили турнир накануне. Сегодняшний день, пятницу, приберегли для высокородной знати и короля. Взревели трубы, и мы поприветствовали герцогов и графов. Всадники закричали «Monjoie!» — боевой клич французских солдат — и галопом помчались по узким проходам, отгороженным низким забором во избежание столкновения лошадей. Мы были так близко к участникам турнира, что шум толпы не мог заглушить топота копыт и треска деревянных заборов при столкновении со стальным воинским облачением. На наши платья и туфли оседали облака пыли.
Спустя несколько часов герольды объявили выход короля. Он выехал из своего павильона на лоснящемся кауром жеребце, покрытом белой, отороченной золотом попоной. Подняв копье, Генрих поздоровался с ревущей толпой. Сердце мое растаяло при виде мужа, такого уверенного, сильного, в позолоченной броне. Я вскочила вместе со всеми и захлопала в ладоши.