Жанна вздернула подбородок.
— Возможно, и провинциальное, зато не прогнившее.
— Неужели мы так быстро забыли, что были подругами? — спросила я. — Генрих и Марго знают друг друга с детства. Они родились в один год. Она Телец, он Стрелец. Они подходят друг другу.
— Не надо мне твоей астрологии, — отмахнулась Жанна. — Второзаконие, глава восемнадцать: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это».
Она проговорила эти слова без всякого ханжества. Видно было, что она мучается и готова заплакать.
«Ma fille, m'amie, ma chère, je t'adore».
«Ради любви к тебе я делаю это, ради любви пришла».
У меня приподнялись волоски на руке. Я прижала ладонь к жемчужине на груди. Все эти годы Жанна помнила, в чем я созналась во время родов: что я купила себе детей с помощью черной магии.
Мы через стол глядели друг на друга.
— Значит, ты считаешь меня проклятой, — хрипло заключила я. — Жанна, я сходила с ума от боли, когда произнесла эти слова о Руджиери…
— Мне казалось, это был бред, пока я не узнала, что ты общаешься с моим сыном. — Жанна сморщилась, удерживая слезы. — Я задерживала письма, которые он тебе отправлял. Ты пыталась внушить ему, что вы оба видите тайные вещи — ужасные кровавые события. Я заставила его просить у Бога прощения и запретила ему упоминать об этом.
Мне стало тошно.
— Если ты смотришь на меня с таким ужасом, зачем приехала?
— Я должна защитить права своего сына как первого принца крови.
Это было правдой. Если бы Жанна заупрямилась, мне понадобилось бы лишь обратиться с петицией к Папе, чтобы отлучить от церкви ее сына. В результате Генрих потерял бы права наследования, и они перешли бы к герцогу де Гизу.
— Стало быть, ты меня демонизируешь. Не интересуешься, где истина, просто судишь меня и отправляешь в преисподнюю.
Жанна заколебалась.
— Я никому не рассказала о твоих словах. И никогда не расскажу.
Она хотела еще что-то добавить, но я поднялась и жестом заставила ее замолчать.
— Не желаю ничего слышать. И обсуждать ничего не стану.
Я оставила Жанну и отправилась к себе. Ее обвинения меня потрясли, но и до беседы с ней я была потрясена и хотела отвлечь себя каким-нибудь делом. Устроившись за столом в аванзале, я стала просматривать корреспонденцию — отчеты дипломатов, просьбы к королю.
Но душа ныла, и усидеть на месте я не могла. Меня мучил страх, я чувствовала, что грядет что-то ужасное. Письмо в моей руке задрожало. Я закрыла глаза и вдруг перенеслась на много лет назад в палаццо Медичи. Раздался звон стекла, разбитого камнями, и голос рабочего: «Abaso le palle! Смерть Медичи!»