Дав людям возможность пожаловаться друг другу на дикую жару, герцог Анжуйский призвал всех к порядку. Колиньи снова взял слово и изложил доводы в пользу войны в Нидерландах. Он напомнил, что возле нашей северной границы, во Фландрии, вершатся новые злодеяния. Мы могли бы быстро направить туда войска, и победа придала бы нам импульс продвинуться дальше, в Нидерланды.
Эдуард выслушал его с полным спокойствием и сказал:
— Войну с Испанией мы уже обсуждали, провели голосование. Нет смысла снова возвращаться к этому вопросу. Вы согласны со мной, советники?
Все были согласны.
Глаза Колиньи яростно вспыхнули. Гнев сменился твердой убежденностью. Он готовился к такому повороту и заранее принял решение. Совет продолжался еще почти два часа. Все это время адмирал сидел, подперев кулаком подбородок и уставившись в окно. Судя по всему, продумывал план военных действий. По окончании он вышел, не проронив ни звука.
Затем я с герцогом Анжуйским отправилась на официальный завтрак. Ставни были открыты, занавески отдернуты; солнечный свет заливал просторное помещение с высокими потолками. В воздухе висела пыль.
Мы с Эдуардом сели в конце длинного обеденного стола. Охранники неприметно, поодиночке, встали между нами и толпой аристократов. Пока нам с Эдуардом подавали первые блюда, октет исполнил две комические песни о любви, которая осложнилась недоразумением, вызванным двойным значением слов; обе истории закончились счастливой развязкой. Зрители устроили музыкантам овацию.
Стало тихо, колокола собора известили о наступлении одиннадцати часов. В эту минуту должны были убивать Колиньи. В замке де Гизов, на улице Бетизи, Моревель поднимал аркебузу и прицеливался в адмирала.
Я взглянула на сына, и мы сосредоточились на еде. Эдуард казался веселым и беспечным. Интересно, если бы Лоренцо, мальчик на фреске капеллы Медичи, мог нас в тот момент видеть, он бы нас одобрил?
Мы молча приступили к трапезе. Все органы чувств обострились: я замечала каждое движение, прислушивалась к каждому звуку, внимала всем своим тактильным ощущениям. В фарфоровой чашке звенела ложка, ее ручка быстро нагрелась в моих пальцах. Ложка разбивала поверхность бульона, и я следила за движением пузырьков. Черные глаза Эдуарда были очень яркими, а руки — спокойными.
— Мне бы хотелось отвезти Генриха в замок Блуа, — произнесла я непринужденно. — Там гораздо прохладнее, чем в городе. Надеюсь поехать туда, как только отпустят дела.
— Отличная мысль, — откликнулся сын. — Я буду брать Генриха с собой на охоту.
Скоро мы покончили с первым блюдом. Погода не способствовала аппетиту, и я так и не осилила бульон. Второе блюдо — одно из моих любимых, угри в красном вине, — было подано с пылу с жару. Пар, поднимавшийся от него, заставил меня откинуться на спинку кресла и начать обмахивать содержимое тарелки веером. Пока оно остывало, мы с Эдуардом обменялись несколькими банальными фразами.