Я порывисто обернулась в седле.
— Меня на самом деле могут освободить?
На его щеке снова дрогнула мышца.
— Ужасная судьба для ребенка, — заметил он. — Вы наша пленница. Сколько лет? Три года? Если повезет, переживете меня, герцогиня. Меня и всех моих бедолаг. — Он указал подбородком на своих солдат. — Ваши друзья теперь превосходят нас численностью.
Мое сердце быстро забилось.
— Не лгите, — попросила я.
Губы командира скривились в усмешке.
— Готов поспорить: через два месяца наши судьбы поменяются местами.
— И какова ставка? — осведомилась я.
— Моя жизнь.
— Договорились, — отозвалась я, хотя не слишком поняла его ответ.
Соврал командир или нет, но на душе стало легче. Я прижалась к нему спиной.
— Касательно пари, — продолжала я, глядя на желтый свет факелов, пляшущий на витринах и стенах магазинов, — если проиграете, чью голову мне затребовать?
Не успел он открыть рот, как я уже все поняла.
— Сильвестро, — представился командир. — Сильвестро Альдобрандини, смиренный солдат республики.
Я вспомнила о письме матери, оставшемся под подушкой в монастыре ле Мюрате.
Никаких осложнений более не возникло, и мы быстро добрались до северного квартала Сан-Джованни. Затем повернули на узкую улицу Сан-Галло и оказались у монастырской стены, за которой меня уже поджидала сестра Виолетта.
Это был монастырь Святой Катерины, место, в котором я провела первые месяцы своего заточения. Господин Сильвестро благополучно меня туда вернул.
Сестра Виолетта закрыла деревянные ворота и встретила меня так же, как и в первый раз: приложила палец к губам. Ее фонарь открыл моему взору перемены последних трех лет: она похудела еще больше. Виолетта повернулась и повела меня наверх, в мою старую келью. На соломенном матрасе сидела юная женщина с золотистыми волосами. Когда на нее упал свет фонаря, она подняла тонкую руку и сощурилась. Как и у Виолетты, лицо ее было истощенным от голода, но тем не менее очень красивым.
— Томмаса? — уточнила я.
Она радостно вскрикнула, узнав меня, и заключила в объятия. Сестра Виолетта снова прижала палец к губам и исчезла в коридоре.
Томмаса подала голос, как только затихли шаги Виолетты.
— Катерина, — прошептала она, — почему ты снова здесь? Где ты находилась все это время?
Я посмотрела на отвратительный тюфяк, почувствовала зловоние канализации и медленно опустилась на краешек кровати. Там, в ле Мюрате, сестра Николетта, наверное, плачет. Мне тоже хотелось разрыдаться. Я покачала головой: очень тяжело было выдавить хоть слово.
Но Томмаса слишком долго пробыла в одиночестве, а потому не могла молчать. Чума унесла всех пансионерок и большинство сестер. Из-за осады города кладовые монастыря почти опустели.