— У нас еще есть время что-нибудь выпить. Шерри? Или вы предпочитаете что-нибудь другое?
— Шерри, пожалуйста. — Оливия огляделась.
Все стены были увешаны картинами — портретами, насколько она могла видеть. Несколько минут они поговорили на нейтральные темы, потом она рискнула спросить:
— Можно мне посмотреть картины? Это ваши предки?
— Да, английская линия. Моя бабушка была англичанкой и оставила мне эту квартиру со всем содержимым. Я часто бывал здесь мальчиком и позже, когда учился в Кембридже, поэтому чувствую себя здесь как дома.
Оливия кивнула.
— Так и должно быть, если вы были здесь счастливы. — Неожиданно она рассмеялась. — Вспомнить только, как Дебби беспокоилась, что вы одиноки в Лондоне.
— Она добросердечный ребенок. А вы тоже беспокоились, Оливия?
— Нет, не то чтобы беспокоилась. Мне было интересно, где вы живете в Лондоне. — Она торопливо добавила: — Просто из любопытства.
Пока что все идет не так уж плохо, подумалось ей. В ванной комнате она потратила несколько минут на то, чтобы урезонить себя, и пока ей удавалось вести себя должным образом, хотя, по правде говоря, желание броситься к нему на шею было весьма сильным. Оливия начала обходить гостиную, останавливаясь перед каждым портретом. Это были изображения пожилых джентльменов с густыми бакенбардами, молодых людей с волевыми подбородками, подпираемыми широкими белоснежными галстуками, невысоких, хрупкого сложения леди. Висело также несколько миниатюрных портретов детей. Она задержалась перед ними и вдруг обнаружила его рядом с собой.
— Мои бабушка и мать, они были так не похожи на остальных женщин в семье. Такие же высокие, крепкого сложения, как и вы, и столь же красивые.
Оливия пробормотала что-то неразборчивое и подумала про себя, не означает ли выражение «крепкого сложения» просто «толстые». Хотя женщины на портретах не выглядели толстыми, скорее, просто крупными. Она украдкой оглядела себя и отчаянно покраснела, когда мистер Ван дер Эйслер сказал:
— Нет, Оливия, я не хотел сказать «толстые». Вам нечего бояться, у вас прекрасная фигура.
Она не смотрела на него. Разговор, без сомнения, вышел далеко за рамки намеченной ею ничего не значащей дружеской беседы. Стараясь сохранять невозмутимость, хотя ее лицо горевало, она произнесла:
— У вас очень милые предки.
— Вам надо бы увидеть голландскую линию. У меня всегда было такое впечатление, что они полжизни проводили, позируя художникам.
— Они тоже были врачами?
— Почти все.
Оливия наконец-то подняла на него глаза.
— Имея таких предков, невозможно не быть умным.