Во имя любви (Хоган) - страница 89

— И Альварес это вычислил?

— Да.

Алекс держал газету в дрожащих руках, но смотрел мимо нее, в пол.

— Должно быть, у вас ко мне много вопросов.

Фелиса провела ладонью по его плечу. Даже сейчас, когда Алекс выглядел таким несчастным и опустошенным, она чувствовала себя изумительно хорошо и спокойно в его присутствии.

— Этот снимок датируется тридцать вторым годом. Вы выглядите на нем так же, как сейчас.

— Я не должен был этого допустить, — сказал Алекс скорее себе, чем принцессе. — Но был большой пожар, страшная суматоха, кругом люди, нуждающиеся в помощи. Я не смог уследить, когда какой-то репортеришка нажал на кнопку. Мне до сих пор снится запах горелой плоти. Было столько обожженных… Я бегал с носилками туда-сюда и ничего вокруг не видел, кроме пострадавших… Ваш Альварес — настоящий гений сыска. Пожалуй, это единственное мое фото, появившееся в прессе. Я соблюдал предельную осторожность…

— Алекс, сколько вам лет?

Он скептически усмехнулся.

— Скажи я вам, что мне двадцать семь или сто двадцать семь, все равно не поверите. Так что говорить об этом не стоит. Лучше пригласите сюда вашего Альвареса с командой санитаров — или охранников, как захотите, — и они упекут меня куда следует. Или дайте мне уехать — я и так собирался это сделать в ближайшее время. Уже завтра я исчезну из вашей жизни навсегда и клянусь, больше никогда не нарушу ваш покой. О проекте позаботится другой специалист, я постараюсь найти…

Фелиса встала, обрывая его на полуслове. Глядя на Алекса сверху вниз, она произнесла самым королевским тоном, на какой была способна:

— Нет. Никуда вы не уедете. И никто не собирается натравливать на вас охранников или санитаров. Но я желаю здесь и сейчас узнать, что происходит.

Алекс тоже поднялся. Но, прежде чем успел что-либо сказать, Фелиса положила руки ему на плечи и нежно поцеловала в губы.

— Какова бы ни была ваша тайна, я сохраню ее. Вы можете мне довериться. Я поверю вам, Алекс. Клянусь.

Глаза его стали огромными от смятения. Никогда еще он не выглядел таким растерянным. Не давая ему опомниться, Фелиса произнесла слова, которых от себя никак не ожидала:

— Я люблю вас, Алекс. Люблю больше всех на свете. Не знаю, смогу ли прогнать вашу боль, но я хочу попробовать.

Во взгляде Алекса затеплилась надежда. Он больше не пытался высвободиться из ее объятий.

— Хорошо. Будь по-вашему. Я родился в тысяча сто восемьдесят пятом году. Если хотите знать, сколько мне лет, принцесса, посчитайте сами. Даже самой большой любовью не прогнать подобной боли.

Фелиса невольно отступила, задохнувшись от изумления. Должно быть, она ослышалась. Он не мог этого сказать, не мог, и все тут.