— Чепуха, — обрезала гордая миллионерша.
— Тогда иди и демонстрируй свои Богом данные тебе дары вместо презренного металла своего отца.
— Ты кое-что забыл, — усмехнулась она. — Мой последний Божий дар может оказаться слепотой.
— Я не забыл. Но, даже допуская эту возможность, ты по-прежнему остаешься очень красивой женщиной, очень милой и храброй.
Она сердито, с вызовом спросила:
— Ты бы женился на девушке, пусть красивой, милой и храброй, но слепой?
— Конечно. Если бы я любил ее. — Фред ни секунды не колебался. — Может, ты и попала в крутой переплет. Мы пока не знаем. Но только подумай: на свете тысячи людей, которым приходится намного хуже, чем тебе.
— В том числе мужчины, чьи возлюбленные ушли из жизни.
— Давай не будем переходить на личности.
Фред почувствовал, как кровь отхлынула от лица, когда он вспомнил, как по дороге сюда вчера спрашивал себя, согласился бы он отдать свое зрение, если таким способом можно было бы вернуть назад Лиз! Ему легко читать проповеди Фионе. Ведь не он лежал здесь на кровати, не зная, доведется ли увидеть еще раз золотое и пурпурное великолепие заката, серебряную луну, окунающуюся в чернильное море!
Вошла сестра и объявила, что обед для Фионы подадут с минуты на минуту. Фред мгновенно поднялся.
— Я приду завтра, Фиона, — пообещал он. — И буду приходить каждый день, пока ты не запретишь.
Он пожал ей руку, но на этот раз не поцеловал ее.
Фиона прошла через муки кормления и приготовления ее ко сну, после чего с облегчением вздохнула, когда сестра наконец оставила ее одну. Она потянулась к столу за письмом Бобби, пытаясь точно вспомнить те слова, которые были там написаны. Когда она выйдет из оцепенения, ее поглотит поток горя. Но с той минуты, когда Фред впервые упомянул о том, что Бобби собирается жениться на Линде Пейн, словно вся кровь вытекла из ее сердца и оно превратилось в маленький, твердый бесполезный комочек, не способный что-либо чувствовать.
После того как Фред ушел от нее прошлым вечером, она смогла вызвать в себе ощутимый гнев на Бобби. Только и это чувство было каким-то отстраненным, словно его испытал кто-то другой, с кем Бобби обошелся не лучшим образом.
Затем Фиона попыталась рассуждать здраво, признавая неоспоримость доводов Фреда о том, что если она будет по-прежнему держать окружающих в неведении об истинных причинах своего пребывания в больнице, они могут подумать, будто она скрывается здесь после того, как Бобби ее бросил. Пусть лучше они жалеют ее, хоть ей и ненавистна эта мысль, из-за ее глаз, чем из-за разбитого сердца!