— Я не могла… — сдавленно пробормотала она. — Сон словно стал моей второй реальностью…
— Да, я знаю, — отрывисто бросил он. Беспомощно дрожа, Аннетт смотрела, как он нервно расхаживает из угла в угол, ссутулив мощные плечи и наклонив темноволосую грудь.
— Долго еще это будет продолжаться, черт возьми? — воскликнул он, и она мгновенно ощетинилась.
— Я же не делаю это нарочно! — Аннетт сжала кулаки, чувствуя одновременно страх и бессилие. — Вы сами привезли меня сюда и теперь не упрекайте, что мои крики действуют вам на нервы! Я ни в чем не виновата!
— Вы не поняли меня, Аннетт, — сквозь зубы произнес он. — Я имел в виду совсем другое — мне безумно жаль, когда я вижу ваши мучения. Вы перевернули все с ног на голову, предположив самое худшее! Думал я прежде всего о вас, о том, что будет, когда я уеду на съемки и по крайней мере на несколько недель оставлю вас одну. Ведь с завтрашнего дня некому будет прийти к вам на помощь!
— Со мной все будет в порядке, правда, — прошептала она, устыдившись своих мыслей.
— Надеюсь, что так! — Быстрым взмахом жилистой руки он отбросил назад упавшую на лоб прядь смоляных волос. — Потому что иначе придется просить Марджи или Фиону спать на этом этаже. Сами понимаете, Эльза ни о чем не должна знать.
— Нет! — поспешно воскликнула Аннетт и умоляюще на него посмотрела. — Пожалуйста, не говорите им о моем… о моей болезни. Иначе люди начинают с утра до вечера выказывать мне свою жалость, и от их соболезнований мне становится совсем плохо.
Неожиданно его лицо исказила сардоническая усмешка, а в сузившихся глазах заплясали насмешливые огоньки.
— Но ведь и я далеко не бесчувственный монстр, как вам, наверное, представляется, и мне тоже в какой-то степени жалко вас.
Он сел рядом с нею на смятые простыни кровати, и Аннетт инстинктивно отпрянула от излучающего мужскую силу тела. Попытавшись дотянуться до свисающего на пол покрывала, чтобы прикрыть свои стройные, отливающие в свете луны матовым блеском ноги, она поступила очень неразумно, поскольку на ней была короткая, всего до бедер ночная рубашка. А ей вовсе не хотелось, чтобы между нею и Саймоном снова возникла опасная своими последствиями интимная атмосфера.
— Так почему же моя жалость не смущает вас? — Его глаза неотступно следили за каждым ее движением.
Еще как смущает, подумала Аннетт, съежившись. Но это чувство меркнет перед ужасным смятением, которое я испытываю, когда ты так близко.
— Потому что… потому что с вами все совсем по-другому, — проговорила она, не придумав ничего лучшего.
— По-другому? Это как? — Его ладонь легла на тонкое запястье в то теплое местечко, где бешено бился пульс, заскользила вверх, к плечу, сквозь мягкую, шелковистую массу волос.