Аннет снова села; обреченный взгляд ее горящих глаз был устремлен на Саймона, вышагивающего перед ней из угла в угол. Прежде чем продолжить, он быстро взглянул на нее, затем снова заговорил:
— В тот вечер Ковакс пронюхал о том, что на него собирают компромат, а все документы находятся в доме твоего отца. Это еще не доказано, но… полиция считает, что только Ковакс, и никто другой, повинен в пожаре и смерти твоего отца. Его заинтересованность налицо — чтобы уничтожить документы, он поджег ваш дом и тогда… — Саймон запнулся. — Прости, Аннетт, мне не стоило все это рассказывать.
С самым несчастным видом она опустила голову, погружаясь в гиблую топь воспоминаний. Когда Саймон подсел к ней и накрыл ее руку своей, Аннетт не смогла больше противостоять этой ревущей боли и заплакала.
Текли минуты, она продолжала оплакивать своего отца, его нелепую, трагическую смерть, оплакивать себя, свою несчастную судьбу, свою бедовую любовь… Она смотрела сквозь пелену слез на крепкое сплетение сильных мужских пальцев с ее собственными и оттого плакала еще горше, понимая, что время с Саймоном близится к концу.
— Вот этого я и боялся, — услышала она его огорченный голос. — Я не хотел рассказывать тебе всю историю. Я навсегда бы сохранил ее в тайне, только бы не причинять тебе лишних страданий. — Он с искренним участием посмотрел на ее заплаканное лицо. — Но правда все равно всплыла бы, ее бы рассказал тебе кто-нибудь другой, кто не знает тебя так хорошо, как я.
Саймон приподнял ее лицо, и заглянул в глаза, стер указательным пальцем соленые росинки с бледных щек.
— Все, что тебе нужно знать, это то, что твой отец не запятнал своей чести ни словом, ни делом, что он до последней минуты продолжал любить тебя.
— Но как в полиции узнали, что он невиновен, если все документы были уничтожены? — Теперь она хотела быть в курсе всех подробностей.
— Незадолго до пожара с ними успел ознакомиться главный бухгалтер фирмы. В бумагах не указывалось никаких имен, но он догадался, на кого думать — из всех работников фирмы только Ковакс располагал достаточной властью, чтобы узнать номера банковских счетов. Когда до бухгалтера дошли слухи о том, что полицейские считают твоего отца виновным в поджоге и мошенничестве, он пошел в полицию и все им рассказал.
Саймон замолчал, и в комнате стало тихо. Спустя несколько секунд Аннетт встала, собираясь выйти и закрыться на ключ в своей комнате. Сейчас, как никогда, ей требовалось уединение, чтобы осознать то, о чем он ей рассказал, утрясти свои чувства.
— Я пойду к себе, — тихо сказала она. — Я устала и хочу прилечь. — Она подняла голову и смело встретила взгляд его черных глаз. — Спасибо тебе, Саймон, за все, что ты сделал для меня. Мне действительно стало легче, когда я узнала правду. Ты… ты был так добр ко мне.