– Удивительно! – восхищенно проговорил Долгих. – Видите? Имитация картины на стене и изображение ключа совсем черные!
– И что это значит? – спросил Корсак.
– Свет лампы вызывает флуоресцентное свечение старинных красок и лаков, – ответила Лиза. – Более поздние подправки остаются темными.
– Это значит…
– Это значит, что епископ Феофил, продавший душу дьяволу, и ключ, лежащий на столе, появились на картине гораздо позднее, – объяснил реставратор. – Я бы сказал, что этим дорисовкам чуть больше ста лет. Можете раздвинуть шторы и включить свет.
Троица вновь расселась вокруг журнального столика. Реставратор выглядел оживленным. Он протер салфеткой круглые очки с синими стеклами и водрузил их на длинный нос.
– Елизавета Андреевна, должен вам сказать, что я поражен. И как человек, и как профессионал. Не каждый день сталкиваешься со столь искусной фальсификацией.
– Понимаю ваш восторг, и все-таки… Что за варвар мог это сделать? – недоуменно проговорила Лиза, поглядывая на картину.
Долгоносик улыбнулся:
– Вероятно, он был очень тщеславен и хотел оставить след в истории искусства. Хотя бы и таким способом.
– Да, но посмотрите, как он прорисовал детали. Монах, реторты и это желтое облако… Это же просто шедевр!
Долгоносик пожал сутулыми плечами:
– Значит, фальсификатор был не лишен определенного таланта. Непонятно только, почему он выбрал столь жуткий сюжет, как продажа души дьяволу? И зачем закрасил свечу? И что за ключ нарисовал на ее месте?
– Все это неспроста, – задумчиво сказал Корсак, доставая из кармана сигареты. – Он явно подражал фламандцам, а эти ребята ничего не изображали зря. Ключ и картина – символы.
– Или… подсказки, – тихо сказала Лиза.
– Какие? – не понял реставратор.
Лиза пожала плечами:
– К разгадке какой-нибудь тайны. Вы, Семен Иванович, забыли три самых главных вопроса.
– Вы о чем? – продолжал недоумевать Долгих.
– Первый вопрос: какую дверь можно открыть этим ключом? Второй: что за ней скрывается? И третий, самый главный: кто сделал поправки?
Корсак щелкнул зажигалкой. Долгоносик посмотрел в его сторону и простонал:
– Я же просил…
– Извините, запамятовал. – Глеб жадно затянулся и потушил сигарету.
– Что за человек, – пробурчал Долгих, демонстративно зажимая нос платком.
Лиза глянула на него с легкой усмешкой, затем обратилась к Корсаку:
– Вы знаете, кому принадлежала картина сто с лишним лет назад?
Глеб кивнул:
– Московскому парфюмеру Генриху Брокару. У него была большая фабрика на Мытной. Знатный был господин. Снабжал мылом, духами и одеколоном пол-России.
– И что с его фабрикой случилось потом?