Последняя загадка парфюмера (Грановская, Грановский) - страница 93

– Ну?

– Чего «ну», балда?

– А как поглядывает-то?

– Как, как. Как будто весь мир купил и в карман себе положил. Попомни мое слово, борода, далеко шагнет наш мусью. – Бурдаков откусил соленого огурца, подумал, ухмыльнулся и добавил, похрустывая огурцом: – Ежели, конечно, ног по пути не обломает.

– Держись не держись, а на чужом горбу в рай все равно не въедешь, – философски заметил Герасим.

– Это смотря какой горб, – прищурился на него Бурдаков. – Ты пораскинь мозгами-то! А ну как он и правда разбогатеет?

– Хорошо, ежели так. Но нам-то какой с этого прок?

– А такой, что и мы свою денежку отхватим!

Герасим скептически усмехнулся и сказал:

– Это когда ж такое было, чтобы работники за хозяином в гору пошли?

– А я тебе говорю – пойдем! – горячо заверил его Бурдаков. – Мы с тобой свой кусок с барского пирога поимеем, уж попомни мое слово. А ежели нет… – Бурдаков с хрустом сжал пальцы в кулак, и пьяные глаза его еще больше затуманились. – Мы мужики не гордые, можем и сами свое взять. Правильно я говорю, борода?

Герасим ничего не сказал, лишь ухмыльнулся в черную бороду и посыпал горбушку хлеба крупной темноватой солью.

Глава 4

Но темен, мрачен сердца свиток.
В нем скрыты наших чувств черты.
Г. Р. Державин

1

Глеб Корсак, тридцатилетний журналист, предпочитающий называть себя «вольным стрелком», сидел дома и раскладывал на столе пасьянс. Ночные события порядком утомили его, да и утренние не прошли бесследно. На лбу у журналиста темнел синяк. Тело болело так, словно его обработали молотилкой. Нужно было собраться с силами и отвезти картину Пете Давыдову, но, приняв душ, Корсак расслабился и никак не мог заставить себя подняться с кресла. Даже кофе не помог.

Из проигрывателя доносились нежные звуки трубы Джеймса Картера. На столике валялась коробка от диска – труба, выдувающая белоснежную гардению. Чуть ниже надпись – «Гардении для леди Дэй»[10]. Мелодии все больше грустные. Да и настроение у Корсака было соответствующее.

Плюнуть бы на все, отключить телефон и завалиться в постель. Проспать часиков этак двенадцать, а потом слушать музыку, вставая с кресла лишь затем, чтобы смешать очередную порцию коктейля.

Но нужно действовать.

Глеб поднялся с кресла и пошел упаковывать картину. Едва он закончил работу, как в дверь настойчиво позвонили. «Что это за мода у людей пошла – приходить без всякого предупреждения», – недовольно подумал Корсак. Но дверь открыл.

На пороге стоял майор Шатров. Круглая физиономия, похожая на потертый циферблат с седыми усами-стрелками, навсегда застывшими на полшестого. Из-за плеча майора торчала фуражка местного участкового. Корсак посторонился, впуская милиционеров в квартиру. Дальше прихожей они, впрочем, не прошли. Шатров оглядел опухшую физиономию Корсака и ухмыльнулся: