Этим он занимался в течение нескольких дней. Еще столько же он обдумывал и рисовал всю машину целиком и по частям. И лишь вечером пятого дня он в основном закончил столь трудную работу.
Только после этого он вытащил из черного мешка остальные книги и свитки. Но ничего полезного для лесопильни Гудо в них не нашел. К тому же многие листы были написаны непонятными ему буквами и знаками. Поэтому они так и остались лежать на столе до утра в том беспорядке, что, несомненно, взбесило бы покойного мэтра Гальчини.
Гудо поднял с глиняного пола черный мешок и с особой бережностью вложил в него наследство своего наставника. На столе остались лежать двенадцать листов итальянской бумаги, которые дал палачу Венцель Марцел по его просьбе. На этих листах был запечатлен плод его многодневного труда, и Гудо приходилось подолгу всматриваться в схемы и рисунки, начертанные в книгах Гальчини, а также многократно перечитывать и тщательно обдумывать их описание и пояснения.
Гудо отнес мешок в дальний угол дома, где он несколько месяцев назад сделал тайник, вырыв яму и прикрыв ее досками, сверху которых притаптывал глину. Хотя он и был уверен, что ни один человек не войдет в его дом, но, памятуя восточную пословицу «На Аллаха надейся, но верблюда привязывай», которую очень часто повторял учитель, решил не рисковать и схоронить ценное наследие Гальчини.
Затем он взял со стола листки бумаги и, свернув их в трубочку, перевязал кожаным ремешком.
Пора было идти к бюргермейстеру.
Прихватив с собой кусок засохшего хлеба и жуя его на ходу, Гудо поспешил в город.
На ступенях Ратуши Венцеля Марцела не оказалось.
В зале городского совета собрались почти все значительные люди Витинбурга. Гудо постоял возле открытой двери и некоторое время послушал, как, сменяя друг друга, высказывались старейшины цехов, купцы, менялы и другие витинбуржцы, которых Венцель Марцел призвал для участия в его важном замысле. Почти все они высказывали сомнения. Часто весьма убедительно.
Сам бюргермейстер таким разговорам не препятствовал. За последние дни он так много и громко говорил, что его голос охрип, а затем и вовсе пропал. Теперь он только взмахивал руками и гримасничал, пытаясь придать лицу то гневное, то оскорбленное выражение.
Гудо спустился в архив и уселся на деревянную скамью с высокой спинкой. Городской архивариус пробормотал что-то невразумительное и поспешил удалиться. Палач прикрыл глаза и представил себе большое, вырытое людьми озеро, окруженное высокой каменной стеной. Из стены выходит широкий деревянный желоб, по которому струится водный поток. Вода с высоты падает на колесо, заставляя его непрерывно вращаться. Вал этого колеса приводит в движение пилу. И вот к ней на четырехколесной тележке подкатывают бревно…