А теперь еще и невеста…
Гудо тяжело вздохнул.
Судьба часто испытывает человека. И эти испытания порой страшнее и ужаснее пыток, ибо они рвут душу в клочья. А тело без души — это корабль без команды. Швыряют волны, и рвет ветер… Его место — глубокая пучина.
Гудо и барон миновали городские стены и теперь шли вдоль отводного канала на запад. На широкой поляне уже давно поднялась трава, и над ней узорчато пестрели полевые цветы. Небо было безбрежным в своей прозрачной синеве, и быстрокрылые птицы с радостью купались в ней. Дышалось свободно и легко. И в этой благодати могло показаться, что Господь ненадолго вздремнул и не видит, не слышит своих грешных рабов. Иначе за что же им дарован этот прекрасный день?
А может, и дарован. Дарован за покаянные молитвы и тяжкий труд. Вот, например, эти флагелланты. Они так же трудолюбивы, как и муравьи. И двухмесячный тяжелый труд все еще не убил в них желание и возможность во имя Господа и искупления грехов приносить пользу другим. Для этого они взяли на себя их грехи и их труд.
И все же хорошо, что земляные работы уже почти завершены. Следующую неделю они бы точно не выдержали. Почти все они — кости да кожа. И кожа исполосованная, постоянно сочащаяся сукровицей и гноем. Сколько же мазей и притирок использовал Гудо, чтобы хотя бы ненадолго облегчить их боль! Но, едва подлечившись, эти братья и сестры Христа опять принимались за привычное и подставляли плечи, грудь, спину под рвущие кожу удары плети.
— Вы что, бьете этих людей? Они рабы города? Или пленные, которые не в состоянии заплатить выкуп? — наливаясь краской гнева, спросил молодой рыцарь.
— Ни один житель города или окрестности не прикоснулся к ним и пальцем, — глухо ответил Гудо, делая вид, что не замечает приветствий флагеллантов.
— Ведь они истощены и едва одеты. Где же ваше христианское сострадание? А бюргермейстер здесь бывает? Он что, не христианин?
— Эти люди сами выбрали свой путь. Так они призывают Христа к себе. Хотя, скорее всего, это он призовет их раньше. Город не имеет права вмешиваться в их общинную жизнь. Тем более что-либо указывать. Это их жизнь. Это их воля и назначение.
Гудо остановился и с сожалением посмотрел вниз. Здесь, во рву, на глубине человеческого роста наполняли глинистой землей корзины две совсем еще юные девчушки. Их короткие туники едва держались на костлявых плечах, а в глубоком вырезе вздрагивали острые холмики маленьких грудей.
— Посмотрите на них.
Молодой рыцарь присел и с ужасом уставился на девчушек. Те, почувствовав на себе пристальный взгляд, подняли головы и устало улыбнулись. Потом одна из них пробормотала несколько слов молитвы и они опять взялись за свои лопаты.