— Что же вы, уважаемая, так с больной женщиной обращаетесь? — Девушка подошла ближе, остановилась в пяти шагах от слегка побледневшей горожанки, помогая подняться трясущейся как осиновый лист кликуше, кутающейся в засаленные лохмотья. — Нехорошо получается. Старого человека обижаете.
Голос у девицы, на поясе которой висела приметная кобура с кажущимся слишком большим для хрупкой ладошки револьвером, вдруг стал ласковым, нежным. Она торопливо расстегнула застежку своего плаща и аккуратно укрыла им костлявые плечи кликуши — ни дать ни взять любящая внучка, трепетно заботившаяся о полоумной, но по-прежнему любимой бабушке.
— Напугали тебя, обидели… — Ганслингер улыбнулась. — Бабуля, что на людей-то бросаешься? Видишь чего или просто так, солнышко глаза слепит, сквозь туман почудилось?
— Видела! — Кликуша яростно перекрестилась и вцепилась в рукав ганслингера покрепче, чем утопающий — за веревку. — Как есть — видела! Не человек это, нелюдь поганая, болотная! Трясиной от нее тянет, и лицо распухшее, как у покойника!
— Как есть больная на голову. — Тетка отступила на шаг, отгораживаясь от кликуши корзиной, накрытой клетчатой салфеткой. — Она на всех бросается, будто глаза выесть хочет. Который год по улицам бродит, во всех пальцами своими немытыми тычет, всех стращает…
— Если она сумасшедшая, как ты утверждаешь, — ганслингер выпрямилась, в голубых глазах мелькнула черная тень безумия, страшного, неистового, — то почему трясешься от страха?
Выстрел грянул столь неожиданно, что я вздрогнула и выронила посох, запоздало зажав уши ладонями. По площади пронеслась тугая волна жара, в воздухе запахло паленой шерстью и тяжелой, приторной гнилью. Кто-то закричал, кто-то поспешил скрыться от греха подальше в маленьком переулке, ведущем прочь с площади, но большинство горожан осталось, с брезгливым любопытством на лицах рассматривая распростертое на камнях тело.
Уже не человеческое.
С бочки мне было видно лишь перепачканное зеленоватой слизью платье, обтянувшее разбухший, бесформенный комок плоти, не имеющий ни рук, ни ног. Пустые рукава касались упавшей на бок корзинки, а из-под коричневого подола выглядывало нечто вроде тугого рыбьего хвоста, покрытого белесой, почти прозрачной кожей. Длиннющий, похожий на обрывок свадебной фаты плавник распростерся по камням, тонкие, почти прозрачные хрящики-иглы серебряными нитями сверкали в неярком солнечном свете.
— И правда, болотница, — негромко произнес худющий, похожий на живой скелет парень, вытянув шею и привстав на цыпочки, стараясь разглядеть труп нелюди с безопасного расстояния. — Во дает бабка, и впрямь нечисть на ровном месте углядела.