Он всунул один палец ей под мышку и пощекотал. Она дернулась, закусила губу, но ничего не сказала. Он пощекотал еще, на этот раз обеими руками, и она тихо вскрикнула. Платье упало на пол. Она повалилась спиной на кровать, а его пальцы продолжили свое озорство. Теперь она, беспомощная, смеялась и извивалась. Лицо немножко порозовело от гнева и… удовольствия.
— Прекрати немедленно! — закричала Шарли, прежде чем взвизгнуть. Пока она безрезультатно отбивалась, грудь ее под корсетом вздымалась и опадала. Губы приоткрылись, чтобы запротестовать. Ему пришлось прекратить эту взаимную пытку, поэтому он поцеловал ее, как хотелось сделать с самой первой-минуты, когда он чуть не лишился головы, входя в ее домик.
У Шарли был вкус кресс-салата и масла. Такая сладкая. Мягкая. Он обхватил ее лицо одной рукой, а второй развязал шнуровку, чтобы освободить пышную грудь. Она идеально легла в его ладонь, само желание и соблазн. Он скучал по апельсиновому запаху, по бархату кожи. Скучал по всему, даже по ее вспыльчивому нраву и безобразным чепцам. Он хотел признаться в этом, но время умолять прошло. Пора воспользоваться другими методами.
В этом ему помог язык, рисующий влажные круги вокруг потемневшего соска. Бэй пировал не спеша, намеренно смакуя каждую секунду этого изысканнейшего удовольствия, доставляя наслаждение себе и, надо надеяться, ей тоже. Он понял, что добился успеха, когда услышал ее вздох и почувствовал, как пальцы скользнули ему в волосы. Ее вкус, куда более божественный, чем все деликатесы мира, вместе взятые, наполнил рот. Бэй ощутил, как она тает под его ласками, как раздвигаются ее ноги. Он потянул вверх край шемизетки, скользя кончиками пальцев по гладкой коже. Ее белые бедра, чувствительное местечко под коленями, прекрасный живот — они удостоятся его внимания позже. Сейчас же единственное, чего он хотел, — это прикоснуться к ее сердцевине. Попасть внутрь и никогда не уходить. Заставить ее умолять остаться на ночь. Она была горячей, влажной, манящей.
Но он может подождать, хотя и недолго. Он стал легонько потирать чувствительную кожу, доставляя этим удовольствие не только ей, но и себе. Он извлечет пользу из каждого прикосновения, из каждой ласки, из каждого кусочка то натягивающейся, как струна, то расслабляющейся плоти. Шарли задрожала под ним, когда он подвел ее к самому краю, чувствуя, что и сам готов взорваться.
Взяв сосок, он втянул его в рот и почувствовал, как ее мир сместился. Шарли вскрикнула, вонзив ногти ему в плечо. Он на время набросил узду на собственное желание, продолжая гладить, ласкать, покусывать ее, пока она распадалась в его объятиях на тысячи кусочков. А потом Шарлотта удивила его, красочно описав все то, что он и сам собирался с ней сделать.