— Здравствуйте, я могу видеть Еву?
— Нет.
И закрыла дверь.
Что я точно знал о Еве — у неё стройные ноги, серые глаза и очень угрюмая родня. В сумме получается неотразимо. Уйти было бы глупо. Вернулся на улицу, походил вдоль забора. Представил, как стану следить за её домом из сугроба напротив. Весь в белом, как финский снайпер. Дни наблюдений сплетутся в недели, но у меня железная воля, стальные глаза, внешне я тоже весь металлический, если постучать по моей голове, она загудит как рельс на морозе. Холодно. Я замёрз до бесчувствия, пока осаждал этот сарай.
Мне повезло, как везёт всем несчастливо влюблённым. Старую фурию одолело любопытство. Она выглянула в окно, окликнула.
— Заходи, северный олень. Чаем напою.
После сырого тёмного холода её кухня показалась светлым раем. Пахло доброй снедью. В прихожую вышла девочка лет семи, протянула руку, я осторожно пожал.
— Меня зовут Серафима. У вас на голове снег. Хотите полотенце?
Мне выдали тапки, усадили на кухне. Хозяйка на свету оказалась не такой уж Ягой.
— Я людей сразу вижу, — сказала она уверенно. — Ты неплохой. Но мямля.
Маленькая Серафима принесла чашку, разрисованную розами, придвинула печенье. И стала смотреть густо-синими глазами. Так смотрела бы она, наверное, на пленную зебру в зоопарке. С состраданием. Некоторые девочки с рождения опекают всё, что без их жалости неизбежно пропадёт: уличных котов, ежей, жаб в огороде, скворцов, уток в парке и случайно забредших в дом мужчин. Последних они считают особенно беспомощными.
— Меня зовут Матвей, — вдруг вспомнил я о приличиях.
— А я Лизавета Петровна, — представилась хозяйка. И добавила строго: — Уезжать тебе надо. Не ищи её. Сегодня же садись и уезжай. Пропадёшь ни за чих собачий.
На шкафу сушились травки. Бабушка играла в колдунью с уклоном в ясновидение.
Это правда, я рохля. И мямля. Родители зовут вернуться к ним. Они у меня практичные и состоятельные. А я не получился. Рано или поздно, говорят они, моя жизнь рассыпется. Особенно маменька подозревает, невидимые ей корыстные негодяи вьют из меня верёвки.
Однажды я опроверг её страхи. В пятом классе отметелил главных школьных хулиганов, Валю и Эдика. До этого они меня угнетали. Но однажды из моего портфеля выпал бутерброд, заботливо завёрнутый матерью в специальную бумагу. Валя пнул завтрак ногой и это было очень обидно. Я оторвал доску от забора и гонял агрессоров по двору. Помню, педагоги широко раскрывали объятия, пытаясь меня поймать. Но я их как-то ловко огибал.
Из нашей школы вышли лучшие бандиты города. Валя и Эдик стали криминальными князьями. Их с почётом расстреляли в Казани татарские коллеги. Мне до сих пор лестно, что такие отважные люди уважали меня с пятого класса до самой своей героической гибели. Но маменьку тот случай не убедил. Она уверена — я мямля.